Они дошли до лимузина, ожидающего перед жилой высоткой. Ангел назвал водителю адрес, а затем поднял стеклянную перегородку.

– Извиниться передо мной ты сможешь после того, как мы увидим профессора, – сказала Кейт.

– За что? – удивился Уоррен.

– За недоверие ко мне.

– Не думаю, малышка Китти. Даже если твоя история окажется правдой, в чем я сомневаюсь, ты ведь не ждешь, что я стану извиняться за свой рационализм.

– Рационально стоит отнестись к следующему обстоятельству, – сказала Ороро. – В «Макс Икс» был Страж. Думаю, кто-то играет на сомнениях сенатора Келли, чтобы убедить власти снова развернуть программу Стражей. Это выглядит достаточно зловеще, даже если бы у нас не было истории Китти.

– Согласен, – сказал Уоррен. – Мы изучим это. Но мне не нужно верить в волшебные сказки об обмене телами и путешествиях во времени, чтобы знать, что Клуб Адского Пламени и Стражи представляют собой угрозу. У нас достаточно проблем, чтобы не покупаться на каждую услышанную сумасшедшую историю.

С момента приземления в Вашингтоне Логан не произнес ни слова, но теперь он это сделал:

– Увидишь, братишка.

– Думаешь? Она даже тебя убедила?!

– Не совсем. Но ее слов мне достаточно, чтобы понять: нужно попасть на слушание как можно скорее.

Уоррен посмотрел на Курта:

– А как насчет тебя, mein Freund? Ты не веришь в это, правда?

– Верю, – сказал Курт. – Думаю, что и ты бы поверил, если бы увидел изменения, которые с ней произошли.

Уоррен имел доступ к закрытым служебным парковкам то ли благодаря своему влиянию, то ли потому, что Ксавьер был в списке свидетелей. Как бы то ни было, они нашли место на стоянке, и, покинув лимузин, группа – за исключением Логана и Курта, которые решили не показываться на глаза публике, – прошла в здание через дальний вход. На минуту они остановились в холле, чтобы взглянуть на экран монитора, транслирующего ход слушания.

Камеры были установлены так, как это было принято для слушаний, представляющих интерес для общественности. Слушания по политическим вопросам проводили перед утомленными репортерами и общественными деятелями. Но стоило перейти к социальным проблемам, как раздавались громкие голоса, пытавшиеся заглушить галерку и прервать слушания скандированиями лозунгов.

Аналогичная ситуация наблюдалась и на сей раз: протестующие против мутантов собрались на балконе с плакатами и выкрикивали свои лозунги настолько громко, насколько им позволяли правила проведения заседаний. На самом деле эти правила можно было трактовать по-разному, но группа, похоже, хорошо отрепетировала свои действия – или же сенатские приставы решили проявить некоторую симпатию к антимутантской точке зрения.

Зал слушаний представлял собой прямоугольное помещение, разделенное проходами на три стороны. Вдоль четвертой на подиуме стоял длинный стол, обращенный еще к одному столу, установленному перед зрительскими местами. За столом на подиуме сидели десять сенаторов – членов специального комитета по сверхчеловеческой безопасности; один стул, принадлежащий сенатору Роберту Келли, не был занят. Сенатор ходил по залу, показывая всем, что он нервничает.

Чарльз Ксавьер и Мойра Мактаггерт за столом свидетелей ждали, когда сенатор закончит свою вступительную речь. Ксавьер был привычно собран и безупречно одет, а на его бритой голове не было и капельки пота, несмотря на жару от дюжины телевизионных ламп. Ороро узнала его любимое зеленое одеяло, которое он обычно накидывал на ноги. Мойра непринужденно сидела рядом с профессором в сшитом на заказ костюме истинной аристократки, с волосами, тщательно зачесанными назад так, как если бы она сейчас проводила какие-то исследования и они могли ей мешать.