|
Впоследствии я не раз встречал этих гигантов, и всегда, будучи потревоженными, они искали спасения в воде. Если не считать гигантского хвоста, у них не было оружия для защиты, но этим хвостом они могли нанести такой сокрушительный удар, который ошеломил бы и изувечил даже пещерного медведя. Это были глупые, ленивые животные — одни из немногих в Каспаке, которые сами по себе не представляли опасности.
Три ночи мы провели на деревьях, не находя подходящих пещер или иных убежищ. Мы были здесь в безопасности от нападения крупных наземных хищников, но маленькие летающие рептилии оставались постоянной угрозой. Но они не пугали нас так, как пугали ужасные создания, бродившие по поверхности земли.
К концу третьего дня мы с Эйджер могли уже довольно легко объясняться, и это было несомненным облегчением для нас обоих, особенно для Эйджер. Теперь она задавала множество вопросов и делала бы это непрерывно, если бы я, понимая, что наше спасение зависит от быстроты, с которой я получу необходимые сведения о географии и обычаях Каспака, не прерывал ее изредка своими контрвопросами.
Я безмерно наслаждался, слушая ее вопросы и отвечая на них: так полна была она удивления от моих рассказов о мире за пределами Каспака. Казалось, она верила мне, хотя мои рассказы должны были показаться ей совершенно невероятными, так как ей никогда и не снилось, что есть жизнь за пределами Каспака.
Ее вопросы были безыскусными, но в то же время показывали тонкий ум и проницательность, казалось бы, несвойственные человеку ее возраста и воспитания. В конце концов я решил, что моя маленькая дикарка — очень любознательная и общительная особа, и не раз благодарил судьбу, скрестившую наши пути. От нее я узнал многое о Каспаке, но все еще оставалась неразрешенной задача, ставившая в тупик Боувена Тайлера, — полное отсутствие детей среди человекообразных, получеловеческих и человеческих племен, с которыми он, да и я тоже, встречались на противоположных берегах большого внутреннего озера. Эйджер пыталась что-то объяснить мне, но было ясно, что она не понимает, как такое естественное явление может казаться непонятным. Она говорила мне, что среди Галу есть несколько детей, что она сама была ребенком, но что большинство из ее народа пришло, как она сказала, «кор-сва-джо», то есть «с начала», и как все они делают, произнося эту фразу, она широким жестом указала на юг.
— Когда-то, — объяснила она, тесно прижавшись ко мне и шепча мне на ухо, в то же время бросая настороженные взгляды по сторонам, чаще всего на небо, — когда-то моя мать прятала меня, чтобы я не попала к Вайеру, который придет ночью и унесет меня в Оо-ох. — И девушка испуганно вздрогнула, произнося эти слова. Я постарался уговорить ее рассказать мне больше. Но ее ужас был так велик, когда она говорила о Вайеру и земле Оо-ох, где они раньше жили, что я наконец отказался от расспросов. Но я узнал, что Вайеру уносил только девочек и женщин Галу, которые пришли «с начала», все это было удивительно и непостижимо, но я подумал, что Вайеру был созданием воображения — демоном или богом ее племени, вездесущим и всевидящим. Это привело меня к выводу, что у Галу была своя религия, и последующие ответы на мои вопросы подтвердили это. Эйджер в почтительных тонах рассказала о Луата, боге тепла и жизни. Его имя «Луата» — состояло из двух других слов: «Луа», что означало «солнце», и «ата», что могло значить «яйцо», «жизнь», «молодежь» и «рождение». Эйджер добавила, что они поклоняются Луата в виде огня, солнца, лиц и других предметов, означающих тепло или воспроизводство жизни.
Я заметил, что, когда я зажег костер, Эйджер начертила в воздухе перед собой указательным пальцем равнобедренный треугольник; так же она поступила и утром, на восходе солнца. Вначале я не придавал этому значения. |