Она бежала очень быстро.
Когда лошадь приблизилась ко мне, я заметил, что она сильно устала; однако, мне казалось, что она готова продолжать борьбу так же, как и Нобс. Замечательный пес гнал добычу прямо ко мне. Я припал к земле за кустом и подготовил лассо к броску. Когда они достигли моего убежища, Нобс уменьшил скорость, и кобыла, радуясь возможности передохнуть, перешла на рысь. Это произошло, когда лошадь бежала мимо меня; я выбросил вперед правую руку с веревкой и прекрасная гнедая продолжала бег с петлей на шее.
Немедленно она повернула и попыталась бежать вправо. Я закрепил веревку, обернув ее вокруг пояса, и заставил лошадь внезапно остановиться. С ржанием она продолжала бороться за свободу, в то время как Нобс, тяжело дыша и высунув язык, подошел ко мне и лег. Казалось, он понимал, что выполнил свою работу и заслужил отдых. Кобыла уже заметно истощила свои силы, поэтому после нескольких минут борьбы она остановилась и стояла с широко расставленными ногами. Она выжидательно глядела на меня, а я постепенно приближался к ней, ослабляя по мере приближения веревку. Несколько раз она становилась на дыбы и пыталась вырваться, но я говорил с ней успокаивающим тоном, и через час мои усилия привели к тому, что я смог дотронуться до ее головы и погладить по морде. Затем я нарвал охапку травы и принес лошади, продолжая разговаривать с ней ровным голосом.
Я ожидал трудной борьбы, но, напротив, приручение лошади проходило сравнительно легко; хотя она была дикой, но оказалась очень покладистой и вскоре поняла, что я не собираюсь причинять ей вред. К концу этого дня я научил ее идти в поводу и стоять, в то время как я гладил ее голову и бока, научил есть из рук и с удовольствием видел, что огонек испуга исчез в ее больших глазах.
Весь следующий день я старался превратить животное, находившееся на конце моей длинной веревки Галу, в верховую лошадь; я сел на нее верхом, приготовившись к отчаянной борьбе, в которой я не был уверен, что выйду победителем, но она не сделала ни малейшей попытки сбросить меня, а затем ее обучение пошло еще более быстрыми темпами. Ни одна лошадь не привыкала быстрее к поводку и к сжатию коленями. Я думал, что она вскоре научится любить меня, и уже назвал ее Эйс (Туз). У меня был приятель, служивший во французских военно-воздушных силах, на его самолете был нарисован туз, и он всегда благополучно возвращался.
Я не смогу объяснить вам, а вы не сможете понять, если сами не ездите верхом, какое ободряющее чувство полноты жизни охватило меня, когда я впервые скакал верхом на Эйс. Я стал новым человеком, я чувствовал, что могу идти вперед и завоевать Каспак без посторонней помощи. Теперь, когда я нуждался в мясе, я догонял дичь верхом на лошади и ловил ее при помощи лассо, а когда на нас нападали крупные звери, с которыми опасно было бороться, мы легко спасались бегством. Но большинство животных глядело на нас с испугом, так как Эйс и я составили необычного зверя, оказавшегося за пределами их опыта.
В течение пяти дней я ездил взад и вперед по югу страны Галу; не встретив за все это время ни одного человека, я медленно продвигался к северу, так как решил прочесать всю территорию в поисках Эйджер. На пятый день, выехав из леса, я увидел на некотором расстоянии одинокую маленькую фигурку, преследуемую многими другими. Я тотчас же узнал Эйджер. Она находилась на расстоянии мили от меня; Эйджер на несколько сотен ярдов оторвалась от своих преследователей, но один из них опередил почти всех и быстро догонял Эйджер. Я словом и сжатием коленей дал приказ Эйс, и мы в сопровождении Нобса поскакали к Эйджер.
Сначала они не заметили нас, но, когда мы приблизились к Эйджер, преследователи, бежавшие позади, обнаружили меня и издали дикий вопль. Все они были Галу, и в переднем я узнал Ду-Сина. Он уже почти догнал Эйджер, и с чувством ужаса, которого я раньше никогда не испытывал, я увидел, что в его руке нож и что он собирается не пленить Эйджер, а убить ее. |