Потом втянулся. Уверял, что понял Смысл. По-моему, просто пошел по колее — так удобнее. Впрочем, может, в этом он и увидел Смысл? Вот ваши занозы. Целых три.
— Спасибо, — сказал И. Д. К., глядя на свою исцарапанную ладонь.
— Сейчас я помажу йодом, — Дина встала.
— Не надо, и так заживет, — торопливо сказал И. Д. К. — Вы боитесь за мужа? С ним ничего не случится, уверяю вас!
— А за кого я должна бояться? За старцев, которые почему-то впали в экстаз, когда увидели эту дурацкую надпись? Или за израильтян, которые устроят большой спектакль перед человечеством? Или за вас, который заварил кашу и отошел в сторону?
И.Д.К. промолчал. Не сводя с него глаз, будто опасаясь удара в спину, Дина отошла к окну. «Господи, какие глаза, — мелькнуло в голове И. Д. К. — Возьмет и убьет за своего любимого Илюшу».
У Дины и в мыслях сейчас не было убивать этого психа, способного проходить сквозь стены. Злость ее была направлена на собственного мужа, которого она видела перед собой и с которым говорила, не понимая, как это происходит. Илья поднимался по широкой лестнице, под локоток поддерживаемый дряхлым старцем с седой бородой, а премьер-министр Левингер, знакомый по газетным фотографиям и телепередачам, шел чуть позади, ощущая, видимо, себя здесь человеком вторым и не очень нужным.
«Иди домой, Илья, ты не понимаешь, что делаешь, иди домой, — говорила Дина, — пусть все станет, как прежде. Я не хочу, чтобы ты был Мессией, у тебя не получится, это не твое, ты не умеешь, мало ли что наговорил тебе этот ненормальный…»
«Помолчи, все отлично, видишь — это сам рав Гусман, а это Левингер, а шавки из кнессета семенят сзади и боятся, как цуцики. Я не лидер, Динуля, я Мессия, понимаешь ты это? Я спасу всех…»
«Как ты спасешь всех, идиот?! Через час каждый дурак раскусит, что ты бездарь, что ты ничего не знаешь и не умеешь, и что, кроме этой дурацкой надписи на этом дурацком камне…»
«Дина, ты соображаешь, что говоришь? Не мешай, мне нужен Купревич, отойди, я не улавливаю его мыслей…»
«Он не улавливает! Я же говорю: ты ничтожество, без подсказки ты — нуль. Ты сорвешься, и что тогда будет со всеми нами? У тебя семья!»
«Бог избрал меня. Отойди, не мешай!»
«Совсем рехнулся! Какой Бог тебя избрал?»
«Отойди в сторону или я… Ну! Хочешь, чтобы я тебя ударил?»
«Хочу! Возвращайся и ударь! Если ты только на это способен, спаситель человечества!»
Дина вскрикнула, И.Д.К. увидел, как дернулась ее голова, на щеке заалело пятно, глаза наполнились слезами, и она начала медленно опускаться на пол, хватаясь руками за стену.
Как приводить в чувство женщину, упавшую в обморок, И.Д.К. не знал и просто сидел рядом, нелепо похлопывая Дину по щекам. В голове бился истерический голос Ильи Давидовича, но И. Д. К. не отвечал. Он понял, что произошло, и это вызвало в нем двойственное чувство. Илья Давидович многое уже мог, но оказался глупее, чем И. Д. К. предполагал. Семейная сцена была сейчас и вовсе ни к чему.
Дина открыла глаза.
— Пустите меня, — сказала она, высвобождаясь, — и вы, и Илья сошли с ума.
— Не будем спорить, — согласился И. Д. К. — Прочтите, пожалуйста, текст, который я вам дам, это пробудит еще один канал генетической информации, и мне не придется…
— Не стану я больше ничего читать.
Дина села перед телевизором. Когда Илья Давидович поднялся на кафедру в кнессете, И.Д.К. накрыл своей ладонью тонкую и холодную руку Дины, лежавшую у нее на коленях, и она не пошевелилась. |