Без сожаления отбросил молоток – новое оружие куда эффективнее, с ним даже чувствуешь себя гораздо увереннее. А вот и ножны, валяются возле стены под клеткой, которая свисает с потолка. Не пустая – на жердочке сидит нахохлившаяся разноцветная птица с массивным кривым клювом. Пока нагибался, она уставилась неприязненным взглядом и хрипло проверещала:

– Подонки!

– Сама такая, – без обиды ответил Трой, ошеломленный тем, что птица умеет разговаривать.

– Подонки! Подонки! Подонки! – затараторила она.

Похоже, словарный запас не блещет богатством. Просто повторяет бездумно одно и то же. Не разумная, как заподозрил поначалу.

На столе была расстелена огромная карта, запачканная подозрительными пятнами. Поверх нее разбросаны инструменты для письма и разнообразные бумаги, как чистые, так и в разной степени исписанные. Взял один листок, морща лоб, вслух прочитал первую строку:

– Грузовая ведомость по второму носовому трюму.

Птице сказанное не понравилось:

– Подонки! Подонки!

Написанный четким почерком текст воспринимался с трудом, будто Трой не особо дружил с грамотой. Странно, но ему казалось, что это вовсе не так, что он прекрасно умеет читать. Или то, что сотворили с его памятью, сказалось на некоторых навыках?

Как он уже понял, в ящики просто так не сажали. И он и все другие спасшиеся попали сюда за разные прегрешения. Вон Миллиндра с виду чуть ли не милый ребенок, но список преступлений у нее внушительный. А вот у Троя ничего нет, кроме имени и одного слова описания, из которого ясно, что его память о себе полностью уничтожена по приговору неведомого суда.

Да что же такое он мог сотворить? Уму непостижимо, криминального груза за собой не чувствует, нет ни малейшей тяги к злодействам, за которые тебе могут стереть без остатка всю прошлую жизнь.

Ничего похожего на судовой журнал не наблюдалось, но Трой заприметил шкафчик, где за решетчатой ажурной дверцей просматривались какие-то увесистые книги. К сожалению, они не имели никакого отношения к корабельным делам. И вообще оказались альбомами с цветными картинками скабрезного содержания. От некоторых даже отъявленный распутник может покраснеть. Тот, кто любит подобные зрелища настолько, что выделяет под них несколько полок, явно ненормален.

Порицая чужие грехи, бегло пролистал пару книг, делая паузы на некоторых приятных глазу изображениях. Лишь поймав себя на том, что при этом воровато поглядывает в сторону двери, устыдился и вернул нехорошую литературу на место.

В другом шкафу обнаружилась керамическая плошка с зерном. Птица, пристально наблюдая за перемещениями Троя, тут же начала к нему подлизываться:

– Свистать всех наверх! Фдуч хороший! Фдуч настоящий моряк! Фдуч гроза морей! Фдуч лучший друг моряка!

– Так тебя зовут Фдуч? – уточнил Трой.

– Фдуч хороший! Фдуч такой красавчик!

Нетрудно догадаться, что заставило его резко изменить настроение – блюдце, закрепленное в рамке на стенке клетки, было пустым, если не считать несъедобных ошметок от расклеванных зернышек. Раскрыл клетку. Птица благосклонно проследила, как он насыпает корм, и попыталась предательски клюнуть в тот момент, когда начал вытаскивать руку. Пригрозил ей пальцем:

– Веди себя прилично!

– Подонки! Подонки! Подонки!

– Вот ведь неблагодарное создание! Я его кормлю, а он за это клюется и ругается!

Птица, потеряв интерес к человеку, занялась зерном. А Трой, случайно взглянув на стол, занимавший центр каюты, под другим ракурсом, заметил, что расстеленная на нем карта в одном месте подозрительно вздымается, будто под ней скрыт какой-то большой и плоский предмет. Там же поверху небрежно навалены бумаги, из-за них со стороны двери разглядеть ничего не получалось.