– Когда он начнется по‑настоящему, человек может превратиться в животное в течение сорока восьми часов. Но могут быть варианты... Обычно заключительная стадия наступает во время подводного плавания. Побуждаемый инстинктом, ныряльщик больше не поднимается на поверхность, а, наоборот, углубляется в тоннели, чтобы укрыться в таком, как этот, воздушном кармане. Тем, кто остался в лагере, говорят, что пловец погиб, столкнувшись с рыбой‑шаром. Это расхожее объяснение...

– Мой друг страдает сейчас периодическими провалами памяти, – сказал Джаг, – и между пальцами его ног начали образовываться перепонки. Каким временем он еще располагает?

Тритон глухо пророкотал:

– Понятия не имею. Бывает по‑разному. Какой‑то определенной закономерности нет. Все зависит от индивидуума. Но, начиная с какого‑то момента, метаморфоза не может быть остановлена, даже если избавиться от паразита. Когда гены претерпели изменения, ничто не может воспрепятствовать процессу перерождения.

– Вы... Вы уверены в этом? – с трудом выдавил Джаг.

– Абсолютно, – ответил монстр. – Я сам пытался спасти других мутантов своими собственными средствами, съедая их "вакцину". Пошли, посмотрим на результат!

Он развернулся и, хлеща длинным гибким хвостом по илу, двинулся вперед переваливающейся походкой, кроша известняк мощными лапами.

Джаг проследовал за ним до ниши с низким сводом, куда был вынужден вползти на животе. Как только его глаза привыкли к темноте, он увидел какие‑то скрюченные фигуры, напоминавшие мумии, и лишь несколько секунд спустя понял, что это находящиеся в состоянии прострации люди, наполовину увязшие в тине. Некоторые из них конвульсивно вздрагивали.

У жертв мутации видоизменились различные органы, трансформировались черепа, кожа шелушилась и отслаивалась прозрачными чешуйками, изо рта выглядывали острые клыки.

– Теперь ты видишь? – проквакал тритон. – Они находятся в состоянии комы. Их память постепенно стирается, уничтожая их личность. Когда они придут в себя, они уже ничего не будут помнить о прежней жизни.

Джаг почувствовал, как все его тело сковало ужасным холодом. Он представил Кавендиша в этом залитом илом убежище и мысленно поклялся, что скорее убьет его, чем отпустит в эту мрачную жизнь. Подумав о своей собственной судьбе, такой же незавидной, Джаг спросил себя, хватит ли у него мужества покончить с собой. У него, который всегда умел постоять за себя!

Он встряхнулся, отгоняя мрачные мысли. Время необратимых изменений еще не пришло. Не все еще потеряно.

– Но вы, – заговорил Джаг, – почему вы сохранили все свои способности?

– Я исключение, которое лишь подтверждает общее правило, – ответил мутант. – Но долго это не протянется. Я знаю, что с каждым часом все больше теряю память. И с каждым днем этот процесс ускоряется. Как только я засыпаю, какая‑то грань моего прошлого исчезает... Я пытаюсь подводить итоги каждое утро, но ничего утешительного... Я уже не способен видеть дальше двух лет назад. Мой мозг опустошается, становится девственно чистым. А в скором времени превратится в мозг дикого зверя... и я начну ненавидеть людей, потому что они способны пробуждать необъяснимое сожаление, ностальгию по минувшей жизни, о которой я не сохраню ни одного воспоминания...

Удрученный Джаг вспомнил поведение тритонов на поверхности: оно в точности соответствовало тому, что рассказал сейчас его странный собеседник.

Подавленный, Джаг взглянул на окружавшие его карикатуры на людей. Эти гибриды, полулюди‑полутритоны, вскоре станут его врагами.

Неожиданно его внимание привлек один из несчастных, пристально смотревший на него широко раскрытыми глазами настоящей рептилии. Время от времени он механически щелкал челюстями, не проявляя однако никакой агрессивности.

Заинтригованный, подталкиваемый таинственной силой, Джаг приблизился к мутанту, и от того, что он увидел, у него поднялись волосы на голове.