— Зырь сюда!
На первой фотографии я увидел улыбающуюся голую женщину. На следующей — еще одну. На других оказались и женщины, и мужчины, тоже совсем голые. Они обнимались, стояли, сидели, лежали в разных позах. У всех были радостные лица.
Фотографии не произвели на меня особого впечатления. У нас дома было много толстых альбомов с репродукциями, на которых попадались голые люди. В основном почему-то женщины. И еще в Эрмитаже мне показывали статуи древнегреческих богов, богинь и героев, изображенных абсолютно голыми. Я тогда спросил взрослых, почему в древней Греции все так ходили. И мне объяснили, что в Древней Греции было очень жарко и одежды не требовалось. Так что Миша в тот раз ничего нового мне не открыл. К тому же люди на его фотографиях мне показались не очень красивыми. Впрочем, их радостные лица полностью компенсировали в моем представлении этот недостаток. Раз они улыбаются, радуются, думал я, значит это — хорошие, добрые люди. И не важно, что голые. Никому ничего плохого ведь они не сделают.
— Ну как тебе?
Я пожал плечами:
— Так себе…
Тут прозвенел звонок. Миша сунул фотографии в карман, мы побежали на урок, и я тут же забыл об этих картинках.
Дня через три моей маме позвонила наша классная руководительница и сказала, что в классе произошло «чепе» и что маме нужно в ближайший четверг придти на внеочередное родительское собрание.
Мама не на шутку встревожилась. Повесив трубку, она тут же позвала меня. Я в этот момент сидел на кухне и слушал радио.
— Андрюша! Иди-ка сюда!
Я поднялся и зашел в комнату.
— Что там у вас в школе произошло?
«Тебе не все равно?» — подумал я. К четвертому году школа так мне надоела, что я старался не думать о ней хотя бы дома. Но ничего не получалось. Едва я переступал порог нашей квартиры, меня тут же с пристрастием допрашивали о том, «что было в школе». Я обычно отмалчивался или старался отвечать односложно.
— Тебе не все равно? — спросил я маму.
— Не смей дерзить! — крикнула мама. — Вот папа вернется…
Такой поворот дел меня никак не устраивал, поэтому я решил пойти на мелкие уступки и всем видом выразил готовность отвечать.
— Я спрашиваю, что случилось в школе? — повторила она сухо.
Я понятия не имел, что ей нужно:
— Не знаю…
— Вы опять нахулиганили?
— Нет…
— Тогда что случилось? Почему мне звонит Клавдия Васильевна?
— Не знаю…
— Ладно, — сказала мама. — В четверг все сама выясню.
Наступил четверг.
Я вернулся из школы, пообедал и сделал уроки. Потом я планировал посмотреть мультики по телевизору, но папа усадил меня играть с ним в шахматы. Эту игру я ненавидел.
Скоро раздался звонок в дверь. Я открыл. Вошла мама с тяжелыми сумками.
— В магазин заскочила, — сказала она и, снимая сапоги, добавила: — Была я на этом родительском собрании… Скажи-ка, Миша Старостин тебе ничего не показывал?
— Нет…
— Фотографии какие-нибудь?
— Что за фотографии? — вмешался папа.
И тут я вспомнил:
— Вообще-то показывал. Ерунда это…
Воцарилось молчание. Я понял, что мама ждет от меня еще каких-нибудь слов.
— О чем вообще речь? — снова вмешался папа.
— Представляешь, Леня, — мама вдруг заговорила очень торопливо и сбивчиво. — Представляешь… Старостин, хулиган этот, принес в школу, — тут она понизила голос, — порнографию. |