Одобрение отца развеяло их.
— На востоке, за холмами, — сказал он, — мы выстроим подобие пролома. И воины будут упражняться до тех пор, пока не исчезнет всякий признак дурной спешки и неразберихи.
Скедак потрясённо качнул головой.
— Это хорошая мысль, — заключил Фрага, довольно щурясь. — Это ещё не решение и уж тем более не приказ. Но во время переговоров эта мысль будет как крепость внутри разума. Арга, я уступлю тебе право говорить с цанийцами. Выслушаем их. Возможно, штурма не понадобится вовсе, и это будет лучший исход.
Эрлиак сделал перед собой знак цветка и склонил голову, принимая решение Фраги. На губах его была благочестивая улыбка.
Когда он выпрямился, улыбка исчезла. Взгляд священника, устремлённый на Аргу, был полон странного пристального любопытства. Оно показалось Арге настолько неприятным, что он отвернулся.
* * *
— Арга, — строго сказала Риммнай. — Неприлично заглядывать через плечо, когда человек пишет.
— О! Прости, — он задрал голову и уставился в потолок шатра. Риммнай засмеялась.
По законам супруга названого отца не считалась матерью, но Риммнай относилась к Арге так же, как к своим родным детям. Все они сейчас были далеко. Старшая дочь Фраги, горный инженер, много лет руководила работой шахт Голубой Наковальни, а младшие дети, сын и дочь, не достигли ещё двадцатилетнего возраста, и им пришлось остаться в Аттай. Обоих это привело в бешенство, но родители были неумолимы.
— Ты так подробно всё это описываешь, — сказал Арга Риммнай. — Шатёр, порядок, заслуги. Наряды описывать тоже станешь?
Риммнай захлопнула тетрадь.
— У меня есть маленькая слабость, — сказала она. — Большие церемонии. А теперь иди и займи своё место.
…«В строгом согласии с обычаями старого Королевства для встречи посланников разбили отдельный шатёр, высокий и широкий. Из плотной ткани была лишь задняя его стенка, а боковины прикрывали канатные сети наподобие тех, что защищают солдат на осадных башнях. Передней же стенки не было вовсе. В шатре установили три высоких сидения — для командующего, старшего мага и главного священника армии. Перед ними на небольшом столе оставили кувшин обрядового вина и чаши для него. Главы Великих домов вошли в шатёр, а главы малых домов, командиры Воспринятых и наёмных солдат обступили его справа и слева».
Фрага, сидевший в центре, казалось, дремал. Лакенай выглядела печальной. Эрлиак, напротив, непрерывно улыбался. Когда Арга встретился с ним взглядом, прелат кивнул и поднял руку в знаке цветка, будто благословлял его.
Арга коротко поклонился и отошёл к Лакенай.
— Цания принимала последователей всех богов, — сказал он первое, что пришло в голову. — Чей священник будет сопровождать посла?
— Торговцы почитают Миранай Труженицу, — голос Лакенай звучал так, будто мысли её бродили не здесь. — Но сейчас, я думаю, все они возносят молитвы её милосердной дочери… Сейчас увидим. Ворота открываются.
Она, несомненно, почувствовала это через течения магии. Прошло не меньше минуты, прежде чем городские ворота действительно растворились. Если Коллегия каким–то образом размыкала щит, это тоже могли увидеть лишь маги. Для глаз обычных людей посольство прошло сквозь него так же просто, как сквозь ворота. Наблюдая за цанийцами, Арга убедился в своей правоте: власть в городе действительно перешла к Коллегии. Посольством предводительствовала женщина в одеянии мага. Она ехала на белой кобыле, смирной то ли от природы, то ли от голода. Отстав на полкорпуса, за ней следовали ещё двое — толстый торговец на гнедом коньке и благообразный старец на пегом.
— Нет, — едва слышно сказала Лакенай. |