– Ну а если вышло не так, как они задумывали? – спросил Михаил. – Если они не увеличили объем продаж?

Джек Филдинг с улыбкой передернул плечами.

– Ну тогда все равно придется платить, пусть и с зубовным скрежетом. Как ни крути, а мисс Кэрриган получила бы свою поездку в Москву.

– Как здорово! – воскликнула Сьюзан.

– По этой и по многим другим причинам я остаюсь сторонником свободного рынка, – продолжал Джек Филдинг. – Частной компании гораздо труднее нарушить договор, чем государственной.

– Э… – встревоженно молвил Михаил, – если мы намерены обсуждать свободный рынок, я, пожалуй, налью себе еще выпить. Сьюзан, ваш бокал тоже опустел.

– Благодарю, – ответила девушка, протягивая ему стакан.

Михаил вопросительно посмотрел на американца.

– Мистер Филдинг?

– Благодарю вас, мне достаточно.

– Тогда я сейчас вернусь, – пообещал Михаил, направляясь к стойке.

Джек Филдинг с тусклой улыбкой оглядел зал и сказал:

– Тут зверинец какой-то.

– Ума не приложу, почему меня пригласили, – простодушно проговорила Сьюзан. – Может, потому, что я живу в этой гостинице.

– Наверное, эти охранники культуры хотели, чтобы тут было как можно больше англоязычного люда, – ответил Филдинг. – Поэтому и меня прислали сюда. Такая помпа призвана создать у русских впечатление, будто эта организация пользуется большим влиянием на Западе. Но список гостей любой такой вечеринки – гораздо более мудреная загадка, чем даже та идея, на которой основан выигранный вами конкурс, повергнувший вашего русского друга в такую растерянность.

«Моего русского друга. Кабы так. Но в самом начале разговора Михаил упомянул, что женат». «Увы, жена не смогла сегодня пойти со мной». Впрочем, Сьюзан все равно было приятно его общество. В конце концов она приехала сюда знакомиться с Россией, а не точить лясы с Джеком Филдингом. Таких, как он, на любой вечеринке в Манхэттене не меньше полудюжины.

Вернется Михаил или нет? Может, Филдинг нарочно спугнул его? Сквозь брешь в толпе гостей Сьюзан видела, что русский сидит у стойки в дальнем конце и беседует с другим русским.

Выстояв очередь, Григорий получил свою порцию водки, и тут кто-то рядом с ним спросил по-английски с могучим акцентом:

– Вы гаварытэ па-аглыцкы?

Григорий удивленно обернулся и увидел того самого тупорылого коренастого легавого, или кагэбэшника, который недавно беседовал с американкой.

– Немного понимаю, но говорить не умею, – по-русски ответил он.

– А вы попробуйте, – велел мужик и, снова переходя на свой кондовый английский, добавил: – Атвэтти на мой пэрвый вапрос, но па-аглыцкы.

Отыскивая английские слова и делая громадные промежутки между ними, Григорий медленно ответил:

– Я панимайу немного английскхи. Я читаю английскхи болше… лучше, чем я говорьу.

– Хххарашо, – заявил мужик на своем дикарском языке Шекспира (Григорий был уверен, что его собственный английский по крайней мере не настолько отвратен, во всяком случае, что касается произношения). – Вы можыти называт мынья Мыхаыл. Вы будытэ идти с мыной.

– Но… кто вы?

– Кы Гы Бы, канэшна, – ответил мужик, которого звали, а может, и не звали Михаилом.