– Мадам, я не могу больше выносить ваши упреки. Мы удвоим наши усилия, и, когда негодяй будет обнаружен, я обещаю вам, этот мерзавец будет отвечать перед самим королем.
Маркиза сосредоточенно посмотрела на министра.
– Насколько я знаю, месье, вы и мадам де Шатору не были большими друзьями, – промолвила она.
Морепа одновременно пожал плечами и повел бровями, пытаясь изобразить сожаление.
– Вижу, месье, что вы не особо дружелюбно относитесь к любовницам короля.
– Ну что вы, мадам, я глубоко их уважаю… – он изучил ее циничным взглядом, – и не важно, откуда они родом.
– Рада это слышать, – сухо ответила маркиза. – Я была уверена, что вы достаточно мудры, чтобы не наживать себе среди них врагов умышленно.
– Это у вас есть мудрость, мадам, – ответил Морепа. – Мудрость, которая удивительным образом сочетается с вашей молодостью и красотой.
У маркизы не осталось никаких сомнений, что он имел в виду под этим лживым комплиментом.
Она знала, что он собирается продолжать писать на нее эпиграммы, и тот особенно неприятный стишок, что она получила вчера вечером, являл собой хороший пример того, на что они будут похожи в будущем.
Маркиза поняла, что нужно незамедлительно показать эпиграмму королю, хотя это было и нежелательно.
Он хотел заняться любовью. Как всегда. Ей ни в коем случае нельзя выглядеть уставшей или тем более изнуренной. Они катались вместе, но Людовик мог провести в седле целый день и совершенно не утомиться. А маркиза вечером играла в небольшой пьесе, которую поставила сама для развлечения короля.
– Мадам, – сказал король в конце того вечера, – вы самая замечательная женщина во Франции. В ваших великолепных формах покоятся лучшие женские качества.
Очень хорошо, но у них еще ночь впереди, и, несмотря на все свои таланты, она безумно боялась этих ночей.
Но она собиралась разобраться с этими стишками. Маркиза знала, что и Ришелье, и Морепа ждут ее ответных действий, поэтому действовать нужно было без промедления.
– Людовик, – сказала она, – извините, что докучаю вам этим вопросом, но я очень сильно пострадала из-за этих жестоких стишков Морепа. Вчера вечером у себя на столе я обнаружила вот это. Я думаю, этот стишок слишком глубокое оскорбление, чтобы проглотить его, и я прошу вас прогнать Морепа с королевского двора.
Людовик вздрогнул и взял бумажку. Он прочитал стишки и покраснел.
Затем он сжег записку в пламени свечи.
Король взял маркизу за руку и повторил слова, которыми он распускал гостей в конце ужина:
– Время церемонии отхода ко сну.
Был час пробуждения короля, на котором присутствовал и Морепа.
Граф заметил изменение отношения короля к нему. Он понимал, что единственной возможностью для маркизы восстановить свою честь было показать Людовику стишок. Он почувствовал угрозу в том, как она вела себя, когда нанесла ему визит. «Более слабый человек, чем я, – говорил себе Морепа, – испугался бы, поклялся бы, что найдет негодяя и положит конец этим скандальным листкам!»
Но не таков Морепа! Испугаться любовницы короля? Он не боялся Шатору, так с чего вдруг ему бояться Помпадур? Шатору сделала его на какое-то время изгнанником, но что произошло потом? Она умерла, и он вернулся. Хорошо смеется тот, кто смеется последним.
Любовницы должны знать, что их слава весьма коротка, в то время как министры остаются в должности до тех пор, пока им хватает на это мозгов.
В то утро король был в необычайно приподнятом настроении.
– Ну, граф, – сказал он, изучая Морепа взглядом, – вы сегодня странно выглядите. |