Но, подобно всем находкам, отвечающим на какой-то один вопрос, Люси ставила ряд других, новых вопросов. Один из них настоятельно требовал ответа: если прямохождение развивается и совершенствуется до увеличения мозга, то что же было причиной самого прямохождения? Согласно гипотезе, много лет бытовавшей в науке, сочетание ловкости рук, все большего употребления орудий и развития мозга заставляло определенных обезьян подниматься на задние ноги, а растущая день ото дня уверенность в манипулировании предметами побуждала их стоять прямо; это давало возможность оперировать все большим числом предметов. Подобную идею красноречиво отстаивал Шервуд Уошберн из Калифорнийского университета. В 60-х годах он утверждал, что употребление орудий и увеличение объема мозга предшествовали прямохождению, и, по-видимому, именно эти факторы были причиной его развития.

Люси покончила с этими аргументами. Что же должно занять их место? — размышлял я. Оуэну Лавджою придется поломать голову над этой задачей. Я с нетерпением ждал того момента, когда смогу показать ему Люси. Мне и самому хотелось на досуге подумать о проблемах прямохождения, но в этот момент в Хадар приехал Аронсон, и я должен был проводить с ним много времени. Помимо постоянной работы по обследованию местности, мне предстояло написать сообщение о Люси для эфиопской печати, а затем поехать в Аддис-Абебу и зачитать его на пресс-конференции, продемонстрировав при этом свои находки.

A — A. afarensis; B — A. ajricanus; C — A. robustus; D — Н. sapiens.

Если бы все найденные в Хадаре кости можно было соединить в одном скелете, то в нем были бы представлены части, закрашенные черным на левом рисунке. Аналогичные рисунки сделаны и для других австралопитеков. Сразу видно, что об Australopithecus afarensis, хотя он и открыт совсем недавно, известно гораздо больше, чем об Australopithecus africanus или robustus. Черепа всех трех австралопитеков тоже следовало бы зачернить, но этого не сделано, чтобы сохранить изображение деталей. Справа для сравнения представлен скелет современного человека.

Аронсон прибыл в декабре и провел в лагере две недели, занимаясь геологическими изысканиями и сбором образцов пород. В самом конце его пребывания передо мной вновь встала проблема, как вывезти ископаемые остатки в Соединенные Штаты.

Чтобы забрать Люси из Эфиопии, я вынужден был иметь дело с двумя организациями — Национальным музеем и Отделом древностей. Согласно процедуре, разработанной Тайебом и министерством культуры (которое было вершиной этой бюрократической пирамиды), все находки должны быть пронумерованы, описаны, внесены в книги поступлений, а затем разложены в хранилище музея. Чтобы взять их обратно, мне или Тайебу нужно было обращаться в Отдел древностей.

Прибыв в музей с грузом ископаемых остатков, я понял, что приехал в неподходящий момент. Оба учреждения вели ожесточенный спор по поводу того, следует ли музею расширять хранилище. Директор музея отказался принимать наши находки, мотивировав свое решение тем, что в музее для них нет места. Это разрушало все мои планы: ведь если я не зарегистрирую находки в музее, то, естественно, не смогу получить их обратно. Целых пять дней я метался между двумя учреждениями и в конце концов убедил директора принять наши находки.

Но получить их оттуда оказалось еще сложнее. На протяжении следующей недели я каждодневно являлся в Отдел древностей, пытаясь добиться разрешения на выдачу находок Наконец, я понял, что никто из служащих не возьмет на себя смелость дать мне такую бумагу, и тогда организовал встречу, пригласив на нее директора Отдела древностей, его заместителя, директора музея, главного хранителя и еще одного-двух чиновников.