— Так вот… — сказала моя мать, выдерживая паузу для пущего драматизма. Судя по всему, Мэйзи отправилась к праотцам, но нельзя же было просто взять и так прямо и сказать.
— Да, — терпеливо сказала я.
— Вчера ее закопали! — наконец выпалила она.
— Зачем? — спросила я. — Она кого-то чем-то обидела? Когда ее откопают обратно?
— Да, ты у нас очень остроумная, — горько промолвила мама, огорченная тем, что ее новость не заставила меня охать и ахать. — Не забудь послать Паттерсонам письмо с соболезнованиями.
— Как это случилось? — спросила я, желая приободрить ее. — Она засунула голову в сенокосилку? Утонула в силосной башне? Или на нее напала бешеная курица?
— Ничего подобного, — возмутилась мама. — Она ведь уже столько лет жила в Чикаго!
— О, э-э… да.
— Все это было так печально, — сказала моя мать, понизив голос на несколько децибелов в знак скорби, и следующие пятнадцать минут пересказывала мне полную историю болезни Мэйзи Паттерсон. О загадочных головных болях, которыми она страдала, об очках, которые ей выписали, чтобы избавиться от этих болей, об ультразвуковом исследовании, которое было проведено, когда очки не помогли, о рентгене, о лекарствах, о том, как недоумевали врачи в больнице, о том, как ее в конце концов выписали, и о том, как ее сбила красная «тойота», отчего у Мэйзи лопнула селезенка, и она отправилась в мир иной.
Глава восьмая
Четверг начался плохо, а дальше дела пошли еще хуже.
Проснулась я, чувствуя себя совершенно несчастной. Я тогда еще не знала, что в этот день исполнится предсказание Меган, а то бы мне было легче вставать.
А так мне пришлось собственными силами бороться с любящими, теплыми объятиями кровати.
Мне всегда трудно вставать по утрам — как я считала или, по крайней мере, говорила, эту привычку оставил мне в наследство тот первый приступ Депрессии. Конечно, скорее всего, она объяснялась не чем иным, как банальной ленью, но я предпочитала оправдывать свое поведение Депрессией, чтобы не винить себя.
Я с трудом дотащилась до ванной, где заставила себя принять душ.
В спальне было холодно, и я не могла найти ни одной чистой пары трусов, и я не погладила с вечера то, что собиралась надеть сегодня на работу, поэтому вынуждена была надеть то, что носила вчера, а вчерашнюю одежду я бросила вечером на пол, и поэтому она тоже была мятой, и я не смогла найти ни одной чистой пары трусов ни в комнате Карен, ни в комнате Шарлотты, и поэтому мне пришлось пойти на работу в бикини от купальника.
А когда я добралась до метро, то оказалось, что все хорошие газеты уже распроданы и что поезд только что ушел. А пока я ждала следующий, то решила попробовать купить в автомате пакетик шоколадных конфет, и этот проклятый автомат именно сегодня работал, и я съела все конфеты за две секунды и немедленно почувствовала себя страшно виноватой, а потом еще начала волноваться, не страдаю ли я пищевым расстройством, раз ем шоколад с самого утра.
Я была совершенно несчастной.
К тому же на улице было холодно и сыро, и день не сулил ничего приятного, и я хотела лежать в своей теплой постели, смотреть утренний сериал, есть чипсы и крекеры и листать глянцевые журналы.
Когда я, опоздав на двадцать минут, вошла в офис, Меган оторвалась от газеты, которую читала, и взглянула на меня.
— Ты что, не раздевалась вчера вечером? — бодро поинтересовалась она.
— Что? — вяло переспросила я.
— Я спрашиваю, ты что, спала в одежде? — пояснила она.
— Ой, заткнись, — сказала я. |