Фрирс был приземистым плотным мужчиной, с короткими курчавыми полуседыми волосами и тщательно подстриженной бородкой такого же цвета. Судя по рукам, ему регулярно делали маникюр, а очки в роговой оправе были самыми неподдельными Армани. На левой руке он носил тонкие неброские, но явно тоже дорогие часы классического образца. Никаких драгоценностей. Мудрый взгляд, наподобие того, которые Курц видел на фотографиях Фредерика Дугласа и У.Э.Б. Дюбуа,[10] а из живых людей – только у Черного Папы, друга Пруно.
– Я хочу, чтобы вы нашли человека, который убил мою маленькую девочку, – сказал Джон Веллингтон Фрирс.
– Почему вы обращаетесь ко мне? – спросил Курц.
– Вы детектив.
– Нет. Я осужденный, условно освобожденный уголовник. У меня нет лицензии частного сыщика, и мне никогда не удастся снова ее получить.
– Но вы опытный и умелый детектив, мистер Курц.
– Больше нет.
– Доктор Фредерик говорит…
– Пруно без подсказки не сможет сказать, какое сегодня число, – перебил его Курц.
– Он уверяет меня, что вы и ваш партнер госпожа Филдинг были самыми лучши…
– Это было более двенадцати лет назад, – прервал его на полуслове Курц. – Я не смогу ничем вам помочь.
Фрирс снова потер глаза и полез во внутренний карман пиджака. Курц все так же держал в правой руке пистолет. Его палец лежал на спусковом крючке.
Но Фрирс достал всего лишь маленькую цветную фотографию и пододвинул ее через стол к Курцу: чернокожая девочка лет тринадцати-четырнадцати, в черной водолазке с серебряной цепочкой. Девочка казалась красивой и очень привлекательной, ее глаза, искрящиеся весельем, были очень похожи на глаза Джона Веллингтона Фрирса, но в отличие от них были полны жизни.
– Моя дочь Кристал, – сказал Фрирс. – Через месяц будет двадцать лет, как ее убили. Могу я рассказать вам эту историю?
Курц промолчал.
– Она была нашим счастьем, – сказал Фрирс, – Марсии и моим. Кристал была очень одаренной и талантливой. Она играла на альте… Я сам концертирующий скрипач-солист, мистер Курц, и знаю, что Кристал была достаточно талантлива для того, чтобы сделаться профессиональным музыкантом, но даже не это увлекало ее больше всего. Она была поэтом – не юным дарованием, мистер Курц, а истинным поэтом. С этим был согласен и доктор Фредерик, а доктор Фредерик, как вы знаете, был не только философом, но и даровитым литературным критиком…
Курц сидел молча.
– Двадцать лет назад без одного месяца Кристал была убита человеком, которого все мы знали и которому полностью доверяли. Таким же, как я, преподавателем. Я тогда преподавал в Чикагском университете, и мы жили в Эванстоне. Этот человек был профессором психологии. Его звали Джеймс Б. Хансен, у него была семья – жена и дочь, ровесница Кристал. Обе девочки вместе ездили верхом. Мы купили Кристал мерина… его звали Дасти, держали его в конюшне за городом, а Кристал и Дениз – так звали дочь Хансена – каждую субботу, если позволяла погода, ездили туда. Мы с Хансеном по очереди отвозили туда Кристал и Дениз и дожидались, пока они катались. В один уик-энд ездил я, а в другой Хансен.
Фрирс остановился и перевел дыхание. Позади него послышался шум, и он взглянул туда через плечо. Ко и его квартет возвращались на сцену. Заняв места, они заиграли медленные вариации на тему «Дюймового червяка» Патрисии Барбериш.
Фрирс снова повернулся к Курцу, который за это время успел поставить «смит-вессон» на предохранитель и, оставив пистолет в кармане, положил обе руки на стол. Но он не взял в руки фотографию девочки, даже не бросил на нее повторного взгляда. |