|
Но теперь он показался мне еще крупнее, еще сильнее. В Чикаго он носил длинные волосы и бороду – в конце концов, это было начало восьмидесятых, – а теперь у него оказались короткие седые волосы, подстриженные на военный манер – ежиком, – и он был чисто выбрит. Нет, он очень мало походил на того Джеймса Б. Хансена, который жил в Чикаго двадцать лет назад.
– Но вы уверены, что это был он? – Абсолютно, – сказал Фрирс. – Вы обратились в полицию Буффало? – Конечно. Я потратил несколько дней на разговоры с разными людьми. Мне кажется, что один из детективов на самом деле поверил мне. Но в справочниках по Буффало и окрестностям нет никакого Джеймса Хансена. Никакого Хансена или человека, подходящего под его описание, нет ни в одном из местных университетов. В Буффало нет ни одного психолога, который носил бы такое имя. А дело о гибели моей дочери официально закрыто. – И что вы хотели бы, чтобы сделал я? – спросил Курц, понизив голос. – Видите ли, я хочу, чтобы вы… – Убил его, – договорил Курц. Джон Веллингтон Фрирс часто заморгал, голова музыканта дернулась назад, как будто его ударили. – Убили его? Помилуй бог, нет. Почему вы так решили, мистер Курц? – Он изнасиловал и убил вашу дочь. Вы – профессиональный скрипач, по всей видимости, человек богатый. Вы можете позволить себе нанять любого частного детектива, работающего на законном основании, даже целое агентство, если вам так захочется. Чего ради вам понадобилось приходить ко мне, если не за тем, чтобы этот человек был убит? Рот Фрирса открылся, а затем закрылся снова. – Нет, мистер Курц, вы неправильно меня поняли. Доктор Фредерик – это единственный человек в Буффало, которого я хорошо знаю. Да, несомненно, он попал в большую беду, но, невзирая на печальные обстоятельства его жизни, не утратил своей проницательности, так вот, он очень высоко отзывался о вас и рекомендовал как детектива, который мог бы разыскать для меня Хансена. Вы совершенно правильно оценили мое финансовое положение. Я очень щедро вознагражу вас, мистер Курц. По-настоящему щедро. – А если я его действительно найду? Что вы будете делать, мистер Фрирс? – Сообщу в полицию, конечно. Я буду жить в аэропортовском отеле «Шератон», пока весь этот кошмар не закончится. Курц допил последний глоток своего пива. Ко играл блюзовую версию «Летнего времени» Гершвина. – Мистер Фрирс, – сказал Курц, – вы чрезвычайно цивилизованный человек. Фрирс поправил очки: – Так вы возьметесь за это дело, мистер Курц? – Нет. Фрирс снова заморгал: – Нет? – Нет. Несколько секунд Фрирс сидел молча, а затем встал. – Спасибо, что уделили мне время, мистер Курц. Я сожалею, что побеспокоил вас. С этими словами Фрирс повернулся к выходу, но успел сделать лишь несколько шагов, когда Курц окликнул его по имени. Скрипач остановился и обернулся, на его красивом, но исполненном боли лице промелькнуло нечто, похожее на надежду. – Да, мистер Курц? – Вы забыли вашу фотографию, – сказал Курц. Он поднял фотографию мертвой девочки. – Оставьте ее у себя, мистер Курц. У меня больше нет Кристал, жена покинула меня через три года после смерти девочки, но у меня сохранилось много фотографий. Оставьте ее у себя, мистер Курц. – Фрирс пересек зал и вышел за дверь бара «Блюз Франклин». Подошла Руби, внучка Большого Папаши Брюса. – Папа велел мне сказать вам, что эти два копа поставили машину на улице слева. – Спасибо, Руби. |
