|
Однако все познается в сравнении. Потому как в Русском царстве к 1600 году было совокупно примерно такое же количество ремесленников подобного уровня. Плюс-минус. И это — весьма оптимистичная оценка. Царь прекрасно понимал: его будущий тесть попытается хитрить. Две сотни мастеров — это много. А значит, большинство из тех, кого Мнишек привезет в Москву, возведут в ранг мастера непосредственно перед отъездом. Но это и не страшно. Цеховая организация ремесленного общества Европы в целом и Богемии в частности жестко регулировала количество мастеров — буквально по головам. Поэтому множество очень толковых ремесленников всю жизнь так и сидели в вечных подмастерьях. Ведь у мастера был свой сын, а у того — свой… А ему что? Ему это все не принципиально. Главное, чтобы ребята приехали рукастые.
Глава 2
13 февраля 1606 года, Москва Патриарх Иов потер глаза, стараясь снять напряжение, и жестом указал Петру Басманову на стул подле себя. Этот каменный угол очень плохо прослушивался со стороны и прекрасно подходил для беседы вдали от любопытных ушей. — Рассказывай, — тихим голосом произнес Иов. — Что рассказывать? — Что там у царя с этим поляком за дела? Отчего он так резко надумал Марину в жены брать? — Я мало что знаю, — пожал плечами Петр. — И все же. — Это только слухи, — особенно подчеркнул Басманов. — Но Ежи Мнишек, как говорят, хотел предложить царю поддержать его на выборах в Речи Посполитой. Там сейчас неспокойно, и Сигизмунд может потерять корону в любой момент. Однако… от Дмитрия он вышел крайне задумчивый. Расспрашивал о всяких странных вещах — вроде безвредных совершенно, но и не нужных ему. Прежде всего, про допрос Василия и Земский собор. Судя по всему, царь отказался. Но тогда что его заставило взять в жены Марину? — Царь тебе не рассказывал? — Да он с того дня постоянно занят, — с усмешкой отметил Басманов. — Трудится, не покладая… рук. Даже удивительно. Баба неказистая. Дохлая. Дикая. Глаза пылают. Да что уж там — ведьма ведьмой. А все ж вона как зацепило! — Тоже ведьму нашел! Она в церковь ходит больше некоторых! — А… — Услышу, что при дворе болтают, будто она ведьма, приворожившая царя, — лично ему донесу. Так что, мил друг, теперь ходи и рассказывай всем о том, как истово она молится и как поражает тебя своей богобоязненностью и благочестием. — Я?! Да… но… — Именно ты! Может, не с тебя пошло, но ты царю верный слуга. Так уж постарайся. А кто дурь будет нести — смело мне докладывай. Особливо если что замышлять станут. Дмитрий и так особой добротой не отличается, а если эту полячку потравят или иначе как заморят — совсем озвереет. Мне и так непросто сдерживать его ярость. — Ярость? — У него в душе боль великая за все беды, что обрушились на дом его. На брата, отца, деда с бабкой и далее. Пока мне удается ее в узде держать. Да и он сам старается, опасаясь всю Русь кровью залить. Он ведь из-за этого и венец брать не желал. Боялся нас всех поубивать. А ну как это прорвется? Там ТАКОЙ зверь наружу вырвется, что лучше и не думать о том. Холодный как лед, справедливый как смерть и безжалостный как механизма. Никого не позабудет, никого не простит, никого не пощадит. — Понял, — после долгой паузы ответил Басманов, изрядно напрягшись. — Что хмуришься? Догадался ли, отчего взгляд его часто холоден? — Догадался. — Эта полячка — его страсть. Любит он ее. Может, эти чувства хоть как-то согреют его душу. |
