Голос Кэти теперь дрожал:

— Знаешь что, Абсолютная Честность? Ты меня обидела. Сильно обидела. Всю неделю я ждала, когда мы увидимся. Поставь себя на мое место и подумай о том, что я почувствовала, когда узнала, что ты ушла, даже не оставив мне записки.

— Кэти, я не нарочно.

— Тогда почему ты не позвонила мне, когда пришла домой?

— Именно это я и делаю. Я звоню тебе. Что еще я, по-твоему, делаю?

— Ну да, конечно, через сто часов после того, как пришла домой.

— Я только что вошла!

— Ты отсутствовала весь день?

— Почему ты поднимаешь такой шум?

— Это я поднимаю шум? Значит, это моя вина?

— Я не сказала, что это твоя вина, но тебе не следует устраивать из-за пустяка сцену. Ты ведь тоже многое делаешь без меня. Почему я не могу сделать что-то без тебя?

— Прекрасно. Пусть будет так. Я жалею, что затеяла этот разговор.

Лайза почувствовала, что, если немедленно не найдет выхода, это будет продолжаться бесконечно.

— Послушай, мне действительно очень жаль. Извини.

Наступило минутное молчание. Кэти не хотела оставлять свою позицию победительницы.

— Ты правда жалеешь об этом?

— Правда. Я не хотела говорить, где я была, потому что это было связано с моей мамой и ее… ты понимаешь… с ее проблемой.

— О, бедняжка. Почему ты сразу не сказала?

— Мне было неудобно. Надеюсь, ты простишь меня.

— Конечно, я тебя хорошо понимаю. Но право же, если бы ты мне сказала, мы бы избежали этого непонимания.

— В следующий раз обязательно скажу. Прости, что я не была с тобой полностью искренней.

— Все в порядке. Лайза, это не твоя вина, что она такая.

— Спасибо тебе за понимание. — Если уж она капитулировала, почему бы еще не поунижаться?

— Когда ты собираешься завтра пойти в парк? Как думаешь, в шесть часов не слишком рано? Я приготовила потрясающие яйца. Мы сможем устроить пикник.

Лайза молчала, не находя слов.

— Лайза?

— Дело в том, что я не смогу пойти. Это еще одна причина, по которой я позвонила. Моя мама больна, и я должна остаться дома на случай, если ей понадоблюсь.

— Но может быть, завтра ей будет лучше?

— Не думаю. Она плохо выглядит.

— Ты не можешь оставить ее даже на один час?

— Ее лучше не оставлять.

— А что с ней?

— Не знаю. Я сейчас позвоню доктору. Она больна целый день, и это может быть серьезно.

— Хочешь, я приду посидеть с тобой? Ничего, что я пропущу фейерверк. Мы можем сделать попкорн.

— Лучше не надо. Что, если она заразна? Она зовет меня, так что я должна идти. Поговорим завтра, ладно?

— Конечно. Я надеюсь, что ей будет лучше.

— Я тоже.

Когда Лайза положила трубку на рычаг, ее спина была мокрой от пота. Она снова и снова прокручивала в уме телефонный разговор, вспоминая тон Кэти и жалея, что не прекратила беседу раньше. Ей не следовало лгать о своей матери, но что еще оставалось делать? Она была уверена, что Кэти никогда не узнает про ее обман. Она знала, что подруга очень жалеет ее из-за пьянства ее матери и даже молится за нее, цитируя Абсолютную Любовь. Лайза думала иначе, но что это меняет?

Она решила покормить мать ужином пораньше, поскольку сегодня вечером собиралась встретиться с Таем. Ей не терпелось рассказать ему все глупости, которые по телефону наговорила Кэти. Ему не нравилась Кэти, и он будет рад услышать, что Лайза наконец-то сумела не подчиниться ей. Хотя бы на некоторое время. Пусть маленький, но прогресс.

Она включила воду, чтобы помыть кастрюлю для рисовой каши, а потом открыла банки с кукурузой и зеленой фасолью.