В дверь постучали. Данн приоткрыл ее. Снаружи донесся гул голосов. Ему что-то доложили.

— Ладно, разберусь, — ответил он. — Пока меня не беспокоить. — Он повернулся к сестре. — А теперь давай-ка поживей. — Он скинул форму. — Прощай, генерал Данн.

Жалел ли он об этом? Колебался? Если и да, то виду не показал. Перед глазами мелькнуло обнаженное тело брата, не изможденное, как некогда, не кожа да кости, а сильное и прекрасное, воистину прекрасное, — и вот он уже в рабской рубахе, ухмыляется, бормочет под нос:

— Мы с тобой пара чучел.

— Еще не совсем чучел. Волосы прикрой. — Маара затянула свою прическу платком, Данн напялил шерстяную шапку из мешка. В мешок свалил фрукты из вазы и хлеб из корзины, стоявших на столе.

— Вода, — напомнила Маара.

— Воды на маршруте достаточно до самого Караса. Для беженцев вода и похлебка.

— Да, мы теперь беженцы.

— Всё. Живо!

Окна комнаты выходили прямо в сад, за забором которого тянулась нескончаемая толпа горожан. Данн переложил нож из формы в специальный карман, отправил туда же золотые в маленьком мешочке. Маара подхватила мешок, но нож ее остался в армейском рюкзаке, который она бросила в лавке. Данн открыл окно, и в кабинет ворвался шум улицы. Оба выпрыгнули в сад и через минуту влились в поток беженцев. Часовой заметил их слишком поздно, приняв за прошмыгнувших через сад штатских, или вообще не заметил… а может, посчитал, что спокойнее будет не заметить.

15

Маара и Данн рысили вместе с толпой, занимавшей всю ширину дороги. Лица людей испуганные, озабоченные. Они понимали, что, вернувшись, найдут свои дома разграбленными, опустошенными, а то и вовсе обнаружат вместо них дымящиеся головешки. Дети плакали, ныли. Уставшие отходили на обочину отдохнуть. За городом люди оборачивались, чтобы бросить прощальный взгляд в сторону оставленного жилья. Над Шари уже клубился дым. Осажденные хенны по неосторожности либо умышленно учинили множество пожаров. Из города доносились грохот, крики, даже пение.

Беженцы тянулись сквозь отряды войск, и Данн, стараясь казаться неприметнее, прикрывал лицо рукой, как будто прячась от солнца.

Первая походная кухня поджидала их сразу за городом. Здесь всем желающим предлагали похлебку, хлеб и воду. Маара и Данн заняли очередь за водой. Взять воды с собой им оказалось не в чем, они напились вволю и понеслись дальше, сначала бегом, но, чтобы не привлекать излишнего внимания своим юношеским задором, тут же сбавили скорость и перешли на быстрый шаг. Стемнело, кое-кто принялся устраиваться на ночь возле следующего пункта кормления, но большинство продолжило путь. От луны осталась половинка, но светила она ярко, помогала идти, не сбавляя скорости. Среди ночи они подкрепились супом, напились из больших бочек, охраняемых часовыми, и улеглись спиной к спине, как встарь, остерегаясь воров.

Воры не беспокоили, но стенания взрослых, плач детей толком выспаться не дали, и Маара с Данном продолжили путь не слишком отдохнувшими. Они легко затерялись в толпе, но время от времени то один, то другой приглядывался к Данну, как будто его узнавая. То и дело встречались у дороги пункты питания. Шари остался далеко позади; оборачиваясь, люди видели в отдалении лишь вздымающийся в небо темный дым, вызывавший в толпе новые слезы, проклятая и причитания. Ночь прошла так же, при свете убывающей луны, в чутком полусне, настороже, с одной лишь разницей: Маара заскочила в покинутую придорожную таверну и нашла там забытый нож, так что чувствовала себя теперь спокойнее.

Следующим утром они увидели впереди Карас, город поменьше, чем Шари, но тоже аккуратный, привлекательный. Маара напомнила, что тут учился Шабис, где-то здесь находилась школа, которую он посещал.

Следовало хорошенько обдумать, чем здесь запастись.