Маара решила, что вреда от этого здоровенного дурня не будет, внимательно всмотрелась в него, запоминая на всякий случай: побег, засада, драка… Высокий, мощный, горы мышц.

Шея шире головы. Ох, какой он урод… Кожа желтая. Верзила подошел к ее мешку, принялся выкладывать вещи, но Маара остановила его. Он изобразил руками стирку.

— Как звать тебя? — спросила она на махонди. Он не понял, и Маара повторила вопрос на чарад.

— Сенгор.

— Откуда ты?

— Хараб. Мама Далида все слуги харабы. Сначала она была рабыня в Хараб, там, теперь харабы ее рабы здесь. — Он улыбнулся этой шутке, очевидно популярной среди слуг, не стеснявшихся называть себя рабами. — Наш язык никто не понимать, болтать что хотим! — Сенгор захохотал, колотя себя в грудь, и вышел, перекинув через руку ее платья.

Маара встала возле окна, под которым осталась серая куча пепла от вчерашнего костра. Значит, слуги говорят на хараб, языке, которого никто не понимает. Кроме Далиды, разумеется. Вдали виднелись высокие белые дома-башни, дома богатых людей; поближе — окруженные зеленью крыши особняков. Вчера Данн в течение нескольких минут обладал суммой, достаточной, чтобы купить один из таких особняков и зажить богачом.

Где он теперь? Данн мог вернуться в гостиницу, где все бы сторонились его, как невезучего, потому что все уже прослышали о происшедшем. Хозяин ему, конечно, сказал бы, что сестра долгов не оставила, и поинтересовался, в состоянии ли он оплачивать комнату далее. И Данн… Что скажет Данн? Очнется, вырвется из оцепенения, попытается извернуться, что-то выдумать? Может, у него случайно сохранилась в карманах какая-то мелочь, на день-другой, оплатить комнату и пищу…

Пища… Что он будет есть?.. Она-то здесь, в этом борделе, питанием обеспечена. А вот Данн…

Маара подошла к столу, на котором ее ждал поднос. Неплохо, весьма неплохо… Точнее, такого она еще не едала, да и не видала. Воздушные булочки, мед, ароматный пенный напиток. Пока ее маринуют в этом вертепе разврата, за желудок можно не опасаться.

Данн, конечно, захочет вырезать еще одну-две монеты. Но вряд ли отважится. Если придется вновь вызвать лекаря, то долго он вряд ли проживет, как только обнаружится, что под кожей носит. То-то у этого лекаря глаза на лоб полезут… Маара принялась за завтрак, размышляя о том, что вполне разумное в одних обстоятельствах может оказаться бредовым действом в иных. Врезать в себя золото среди одуревших от мака преступников в Центральной башне, улучив момент, спрятавшись в уголке, — действие разумное. Но здесь, в уютном, безопасном городе… Хотя не для всех он уютен и вовсе не так уж безопасен… Люди ли вокруг, драконы ли… пустыня ли без единого живого существа на много миль вокруг… Где может человек с полным правом считать, что он в безопасности? Ах, передать бы Данну монетку тайком от всех… Но как? За ней ведь наблюдают.

Снова захотелось спать. Маара улеглась, заснула, а когда проснулась, на столе стоял очередной поднос с едой и уже темнело. Она подошла к двери, обнаружила, что та незаперта. За дверью дрыхнет Сенгор… Дрыхнет или нет, но бдит — мгновенно вскочил, и Мааре, только что собиравшейся к нему нагнуться, пришлось задирать голову, чтобы увидеть его безобразное лицо.

— Хватит с меня этой сонной пенной бурды! Скажи своей хозяйке. Меня тошнит от этой гадости. Если будет накачивать меня всякой дрянью, я есть перестану. Понял?

Сенгор кивнул, обозначив, что понял, потом еще раз мотнул головой, предлагая узнице вернуться в комнату, запер ее снаружи и куда-то утопал, оставив Маару трястись от злости за дверью.