Твоя рука обхватывает мою шею, поднимает меня к тебе; другой ты взяв мою ногу под коленом, обвиваешь своё бедро, и ты входишь в меня, и мы встречаем друг друга там, толчок на толчок. Я смотрю на тебя и вижу, что твои глаза широко раскрыты и удивлены, вижу твои эмоции. Требуется что то новенькое, чтобы ты мог что то показать, но теперь я вижу это.

Ты не знаешь, как это делается.

Не больше меня.

Мы познаем это вместе.

– Калеб, – шепчу я и кончаю.

Это детонация блаженства, всё внутри меня разлетается, и я выдыхаю каждую оставшуюся молекулу с дыханием, когда меня поражает оргазм, скручивает и выжимает.

И затем, когда кульминация достигает своего пика, ты делаешь немыслимое.

Ты целуешь меня.

И ты кончаешь, высвобождаясь во мне, горячая влага наполняет меня, и ты двигаешься отчаянно целуешь меня и крепко, с неистовой силой держишь моё бедро, а другой ладонью ты хватаешь мою грудь и большим пальцем ласкаешь мой возбуждённый сосок, я взрываюсь с тобой, снова и снова, ты смотришь на меня, мои глаза открыты, как и твои, и это мгновение не похоже на другие, это что то огромное, маниакальное, страшное и новое, оно разрывается и наполняет нас обоих.

Ты кончаешь,

И я кончаю,

Ты целуешь меня,

И я целую тебя.

Между нами – нить, что то настоящее.

Твой лоб касается меня, и ты тяжело дышишь. Падаешь на меня всем своим весом.

– О боже, Икс.

Ты пытаешься сдвинуться с меня, но я цепляюсь за тебя.

– Не уходи, Калеб, – шепчу я.

– Мне нужно, я должен идти.

Ты больше не ты.

Ты начинаешь закрываться. Возможно, становишься больше  похожим на себя. Или... другим. Я не знаю. Является ли реальный ты измученным существом, которое попало в ловушку за теневой завесой твоих глаз? Или это настоящий ты, грубый, ледяной, рациональный, безличное создание костюмов и дорогих автомобилей?

Я хватаю тебя за запястье одной рукой, сильнее обхватываю ногами твою талию и скрещиваю лодыжки у тебя на спине, крепко держу тебя, в себе, даже когда ты мягкий. Другой рукой я делаю то, что никогда не делала раньше: прикасаюсь к твоим волосам. Провожу пальцами через чернильные пряди.

– Если ты сейчас уйдёшь, Калеб, это всё будет зря. Ты перечеркнёшь всё, что у нас было. А мы с тобой кое чем  обменялись. Я видела  часть тебя, Калеб.

– Бл*ть, Икс. Ты этого не понимаешь, – грубое рычание, маты, настолько нехарактерные для тебя.

– Да, не понимаю. Но... останься. Отдохни, хотя бы немного.

На мгновение твои мышцы напрягаются, ты словно скульптура из гранита. А затем ты медленно плавишься, смягчаешься, кладёшь плечо на кровать, ложишься на спину. Постепенно, как бы неуверенный, правильно ли ты это делаешь или даже что  делаешь – кладёшь голову на подушку рядом со мной. Ты вышел из меня, твоя мужественность обмякла и вся мокрая висит у твоего бедра. Я чувствую, как твоё семя течёт из меня, но не смею двигаться, не смею даже подумать об этом. Я лежу на своей стороне рядом с тобой, лицом к тебе с руками засунутыми под подушку.

Это сродни тому, что я сворачиваюсь клубком рядом со львом в клетке.

Ты протягиваешь руку, я напрягаюсь, перестаю дышать.

Но ты только прикосаешься ко мне, указательный палец скользит по моему бедру, по талии, вверх по моим рёбрам, к моей груди.

– Ты красивая.

Шум, как со дна бурного тёмного моря.

– Спасибо.

Я смещаюсь в сторону, убираю руку за спину, чтобы твой палец мог скользить от груди до бедра.

Я решаюсь коснуться твоего бицепса. Лев дёргается, и я знаю, что меня могут съесть в считанные секунды.

Игра прикосновений, исследование взаимности: кончик пальца к моему соску, моя ладонь скользит от твоего колена до кости бедра; проходя по моей спине, следуешь от внешнего края бедра до внутреннего сгиба и вверх по моему позвоночнику; мои пальцы на рельефном поле твоего пресса.