Наверняка лорд-маг уже обо всем сообщил ему, догадалась Балкис. И ее дядя решил проехать по этой дороге на юг нарочно, чтобы затем вернуться по ней в Мараканду после того, как Балкис и Антоний минуют дозорного… Как знать, может быть, этим дозорным был дьякон в стеклянной церкви? Пресвитер Иоанн, видимо, решил сам убедиться в том, что его племянница жива и здорова.

Без сомнения, лорд-маг рассказал императору и о том месте, которое в жизни Балкис занял Антоний. Теперь ей не стоило бояться того, что пресвитер выдаст ее замуж за своего сына! Девушка снова опустила голову, и слезы брызнули из ее глаз. Те мужчина и женщина, которых она считала своими отцом и матерью, умерли, но здесь, в лице дяди, она обрела новую, настоящую семью.

— А позади — еще дюжина придворных! — воскликнула Сикта. — Как торжественно! А я-то думала, откуда слышна музыка! Поглядите, за императором едет карета, а в ней полным-полно музыкантов! О! А вот и воины! Их, пожалуй, не менее сотни! Это, наверное, дворцовая гвардия, да, Балкис?.. Балкис?

— Почему ты плачешь, любовь моя? — с нежной заботой спросил Антоний.

— Потому… потому что поняла: совсем скоро я буду дома, — откликнулась Балкис. И в самом деле: впервые с тех пор, как она покинула хижину приемных родителей, она осознала, что у нее действительно есть дом.

Антоний сжал ее руку, а она оплела его пальцы своими и посмотрела ему в глаза. Толпа, окружавшая их, зачарованно провожала взглядом императорскую процессию — до тех пор, пока из виду не скрылись последние воины. Затем люди начали оживленно переговариваться.

Антоний глядел на Балкис сияющими от восторга глазами:

— Разве это не чудесно, милая? Я ведь никогда не думал, что своими глазами увижу пресвитера Иоанна! А ты хоть раз видела что-нибудь более великолепное? Но конечно… Ты же говорила, что в Мараканде видела такие процессии много раз!

Антоний тараторил, не закрывая рта, обращаясь то к Балкис, то к кому-нибудь из паломников. Зрелище императора и его свиты чрезвычайно взволновало юношу. А Балкис, наблюдая за ним, не могла удержаться от улыбки. Она думала о том, как это забавно — чтобы человек, которому по дороге встретилось столько подлинных чудес, восторгался чем-то настолько земным. Но взгляд девушки становился все более и более нежным, и мало-помалу волнение и радость Антония передались и ей, и она стала откликаться на его восклицания. Но все равно, как ни старалась, приравнять свой восторг к его восторгу она не могла.

Но вот наконец буря восхищения унялась. Антоний заметил настроение возлюбленной и озабоченно нахмурился:

— Почему столь великолепное зрелище только опечалило тебя, любовь моя?

Балкис залилась слезами и спрятала лицо на груди у Антония. Сикта удивилась и встревожилась, но когда девушка отплакалась, кашмирка понимающе улыбнулась:

— Тебе не хочется мириться с тем, что твое странствие с Антонием почти подошло к концу, да, голубка?

Лучшего объяснения Балкис и сама не смогла бы придумать. О да, отчасти все так и было.

— Да, да, добрая Сикта, — отозвалась она. — Эти несколько месяцев были так прекрасны, что мне совсем не хочется, чтобы они заканчивались.

— Но зачем им заканчиваться? — тихо проговорил Антоний. — Зачем вообще у нашего с тобой странствия должен быть конец?

И он поцеловал ее на глазах у всех тех, кто пекся об их целомудрии, и поцелуй получился долгий-долгий.

Паломники охали и ахали от восторга, завидев ворота Мараканды, потом восхищались чудесами самого города, но так устали с дороги, что для начала полюбовались лишь всем тем, что лежало на пути от ворот до гостиницы, куда их отвел на ночлег проводник.