— Гораздо более естественное, чем для тебя творить заклинания. — В голосе дракогрифа послышалось напряжение. — Я имею в виду, что лазанье по деревьям приходит к вам, обезьянам-переросткам, совершенно естественно, но разве это значит, что вам это нравится делать?

— Да, большинство из нас...

— Ой, только не говори мне о тех, кто любит это дело, — прервал его зверь.

Мэт почувствовал, что затронул щекотливую тему, и постарался быть поосторожнее:

— Да ладно! Ведь должны же быть и другие такого вида, как ты.

— Это не вид, все, что угодно, только не вид! — Дракогриф немного разозлился на Мэта. — Мы — гибриды!

Но Мэта уже понесло, и он продолжил:

— Но ведь должны быть и другие похожие на тебя.

— Если и есть, то, во всяком случае, я их не встречал.

Так, это объясняло многое.

— Дракогрифы рождаются не у мамы-дракогрифа и папы-дракогрифа, — угрюмо сказал зверь. — Маленькие дракогрифы появляются на свет, когда какой-нибудь меднолобый, подлый сукин сын — дракон, для которого его собственные похотливые чувства гораздо важнее совести, находит самку грифона во время течки, когда она бродит одна, — вот тогда все и случается, потому что самок грифонов гораздо больше, чем самцов.

— А самки-грифоны находят драконов привлекательными?

— Браток, в такой период самке-грифону понравится даже обломок камня, если только он мужского рода. Они в это время совершенно обезумевшие и пойдут за чем угодно, если только оно мужского рода. Одного этого достаточно, чтобы задуматься, а знает ли Мать-Природа, что значит быть женщиной.

— Среди особ женского пола моего вида некоторые тоже задаются таким вопросом. А самка-грифон не пытается отбиваться от дракона?

— Но у грифона столько же шансов отбиться от дракона, сколько у пескаря от акулы. А каков результат? Я. Понравилось ли ей это, или нет.

— Так вот откуда ты получил тело льва и крылья орла.

— Голову и хвост, — кивнул дракогриф, — я получил от своего папаши-производителя, чтоб ему линять каждый час. И если мне когда-нибудь придется с ним встретиться, я с него шкуру спущу.

— Встретиться? — Мэт сдвинул брови. — А разве он не обитает где-то поблизости?

— А почему он должен быть где-то поблизости? Он получил, чего хотел! Нет, он взмыл ввысь и исчез. Уж не думаешь ли ты, что он привел бы своей мамочке в дом девицу-грифона? Нет, они хороши только для минутного удовольствия, но связать себя с ней навсегда? Ни в коем случае! Эти высокомерные святоши — лицемеры!

Тут Мэт вспомнил о своем друге — драконе Стегомане. Он был действительно хорошим парнем, спасал ему жизнь, и не раз. Но похоже, что было бы неразумно упоминать о нем сейчас.

— Но твоя мать осталась с тобой?

— Святая! Она была просто святая! Да, она осталась со мной, хотя ей пришлось провести всю свою жизнь в изгнании, вдали от своих сородичей. Я у них вызывал чувство отвращения. Но сказать по правде, она и не возражала — я сделал все возможное, чтобы она не чувствовала себя изгоем. Она вырастила меня в диком лесу. Мы не могли жить на вершине горы, грифоны выставляли вон всех таких.

— Похоже, вам было очень одиноко...

— Спрашиваешь! Но я быстро вырос и отправился скитаться по белу свету, а мама смогла вернуться к своим и жить с ними вместе. Но когда я вернусь, я найду ее.

— Нет-нет, я не это имел в виду. Я имел в виду тебя самого!

— Никогда не скучаешь но тому, чего никогда не имел.