— Трое детей? И муж?
Шакир снова сдержанно кивнул и покосился на немецкий перевод Курта Воннегута, скучающий на столе вниз разворотом.
Иван попытался представить себе утреннюю русалку в роли заботливой матери троих детей и мужней жены. Не смог почему-то.
— Это какая-то ошибка. У нее никак не может быть мужа и троих детей — тем более… Этого просто не может быть, понимаете?
Шакир конечно же все понимал. Он так и сказал:
— Понимаю.
И у Ивана в этот момент наконец лопнуло терпение.
— Да что вы мне здесь… вообще… лапшу на уши вешаете, да?
Шакир покачал головой. Значение устойчивого русского выражения про лапшу, видимо, было ему доподлинно известно.
— Она ж девчонка еще совсем. Ей семнадцать… ну, восемнадцать, не больше… какие дети?
На этот раз безэмоциональный Шакир не смог скрыть своего удивления:
— Семнадцать? Девчонка? Нет, Иван, вы, видимо, ошибаетесь или о другой женщине сейчас говорите. Этой француженке никак не меньше тридцати пяти…
— Француженке? Черт! — Иван прямо-таки расцеловать готов был этого славного Шакира за то, что тот так легко освободил несчастную девчонку-русалку от непосильной для ее нежного возраста роли жены и матери троих спиногрызов. — Шакир, я не про эту туристку спрашиваю! Я про другую! Про русскую! Про русскую молодую туристку без мужа и без детей!
— Но сегодня утром в наш отель вселилась только одна туристка. С детьми и с мужем, — возразил Шакир. При этом делая вид, что очень обрадовался тому, что предметом вожделенного интереса этого молодого и симпатичного русского является все же не та стокилограммовая громкоголосая особа, которая с утра пораньше устроила жуткий скандал на ресепшн. Из-за того, что у нее в номере телевизор ловит всего лишь четыре французских канала.
— Да нет же, — торопливо возразил Иван. — Я сам ее сегодня видел. Утром, на пляже. Я ее видел.
Шакир пожал плечами:
— За последнюю неделю у нас вообще не селились новые русские туристы.
— Как это — вообще не селились? Что, и вчера тоже не селились?
— И вчера тоже.
— Но я ее видел. Утром, на пляже. Вот черт…
— Возможно, она из другого отеля?
— Но она была на нашем пляже! На пляже нашего отеля! И у нее было желтое махровое полотенце! Точно такое же, как у меня и как у всех здесь, полотенце! Желтое!
Шакир снова пожал плечами и снова бросил взгляд на скучающего Курта Воннегута.
— Черт… Извините, — пробубнил Иван, поняв наконец, что ведет себя совсем уж по-детски неприлично. Мало ли, кому что привидеться может? А портье, что ж, — вынь да положь?
— Ничего страшного, — откликнулся Шакир и, вежливо дождавшись, когда расстроенный Иван отойдет на почтенное расстояние, снова раскрыл перед собой «Балаган».
Иван направился к лифту. Портье проводил его взглядом. Какая-то мысль промелькнула в голове. Шакир нахмурился, озадаченно поскреб затылок — ни дать ни взять герой русских народных сказок, стоящий на распутье трех дорог, — пробормотал себе под нос что-то на греческом — и наконец вспомнил.
— Иван! — окликнул он расстроенного русского туриста.
Но было уже поздно — двери лифта захлопнулись, светящаяся панель на стене мелькнула цифрой «два», двойка быстро сменилась на тройку…
— А, ладно, — снова пробормотал Шакир по-гречески и снова углубился в немецкий перевод американского писателя.
Это что ж такое получается, размышлял Иван, злобно уставившись на собственное отражение в зеркальной стене лифта. |