Уж больно черная. Но тоже красивая.
— Тяжелый случай, — вздохнул Юрка. — Жаль, если она из Африки. А то я б ее замуж взял.
— Дурак ты, Трепаков, — беззлобно отмахнулся Иван.
— И ты, Ламихов, дурак тоже, — так же беззлобно ответил Юрка.
Некоторое время они помолчали.
— Как хоть ее звали, многоликую твою, а?
— Не знаю. — Иван пожал плечами. — Или Лариса, или Диана, или, может, просто Дина… А может, вообще по-другому.
— Это обнадеживает. Только я все равно ничего не понял.
— Ну что здесь понимать, — почти рассердился Иван. — У них дуэт так назывался — Диана и Лора. Значит, по-русски, Дина и Лариса. Только вот кто из них кто, я не знаю. А может, просто придумали имена, чтоб красиво звучали… Слушай, Юр, это ничего, что у тебя там за дверью пациенты?
— Ничего, что за дверью. А что, лучше их сюда позвать, чтоб приняли участие в обсуждении?
— Да нет, просто у них, наверное, зубы болят, а я тебя тут отвлекаю своими глупостями…
— Ничего ты меня не отвлекаешь. И совсем не глупостями. — Впервые за время беседы Юрка посмотрел на Ивана абсолютно серьезными глазами. — Знаешь, Ламихов, я ведь давно об этом мечтал для тебя… Да и ты, наверное, сам для себя об этом мечтал… Чтобы Верка из башки твоей вылетела… А вот тут, видишь, подходящий случай, кажется, представился…
— Да перестань чушь молоть, — зло отмахнулся Иван. — Говорю тебе, у них любовь… Я сам видел…
— Что ты видел? Как они танцевали? Дважды дурак ты, Ламихов. Ты в театре когда-нибудь был? Или на балете?
— Ну, был на балете. В прошлом году, с мамой. «Лебединое озеро» смотрели. Только я не помню уже ничего. Да какая разница?
— Танец — это искусство, — процитировал Юрка слова неведомой ему турецкой Маруси. — Актеры, которые во время пьесы умирают от любви друг к другу, совсем не обязательно любят друг друга в жизни. Они могут просто ненавидеть друг друга или, по крайней мере, испытывать друг к другу полнейшее равнодушие. И совсем не спать в одной постели.
— Ты не видел, — упрямо повторил Иван. — А я — видел. Своими глазами. Да и вообще, какая разница?
— Никакая, — помолчав, задумчиво ответил Юрка. И повторил по слогам: — Ни-ка-ка-я. А теперь, дорогой мой друг Иван Ламихов, иди. Я твой зуб вылечил, в кассе мои услуги оплатишь. А меня другие пациенты ждут. У них тоже, между прочим, зубы болят. Им помощь моя нужна, а я тут с тобой…
— Ну и ладно. Ну и спасибо тебе.
— Ну и пожалуйста. Вот, квитанцию не забудь. Будет болеть — жри анальгин. Если сильно будет болеть — приходи. Но не должно, там все чисто вроде. А так — звони, если что. И не забудь, в субботу встречаемся…
— Не забуду. — Иван пожал протянутую руку и скрылся за Дверью, одарив сочувственным взглядом пациентов, которым еще только предстояло пройти все семь кругов ада в кабинете его добродушного приятеля.
«Что-то он задумал», — размышлял Иван по дороге домой, вспоминая хитрый прищур глаз и протяжно-задумчивое «ни-че-го». Такое вот «ни-че-го» обязательно что-нибудь да значит. Не первый и даже уже не десятый год знал Иван Юрку Трепакова, чтобы сразу догадаться — приятель строит какие-то планы. Только вот интересно, какие?
Голубой мечтой Юрки Трепакова было желание о том, чтобы Иван наконец забыл Верку. Иван же об этом уже и не мечтал, поскольку знал, что мечтать бесполезно. |