Девчонки с тугими косами и сине-зелеными глазами в ресторане не было. Иван долго искал ее взглядом, ругая себя за это и в то же время успокаивая тем, что это все-таки лучше, чем думать о Вере и искать взглядом Веру. Искать, заранее зная, что не найдешь, и все равно искать, и снова запрещать себе думать о Вере.

Желтое полотенце — очевидное свидетельство принадлежности девчонки к интернациональной отельной семье. Он ясно видел, как она перекидывала через плечо это желтое отельное полотенце. Следовательно, искать ее среди отдыхаюших — не такое уж бесполезное занятие. В том смысле, что результат очень даже может оказаться положительным. Правда, не совсем понятно, для чего вообще ее искать. Разве что спросить, напомнил себе Иван, в какой именно детско-юношеской спортивной школе она занимается и с каким результатом проплывает стометровку. И почему у нее глаза точно такого же цвета, как море. Впрочем, на этот вопрос девчонка вряд ли ответит.

Девчонка. Сколько ей лет, интересно? С виду — так больше семнадцати и не дашь. Ну, от силы, может быть, восемнадцать — это если ее одеть и накрасить. И причесать нормально, расплести эти косы дурацкие, расплести, расплести, расплести, чтобы не думать о Вере.

Вот ведь как. Иван усмехнулся. Вероятно, в глубине души все еще живет тот самый семилетний мальчишка-первоклассник, который влюбился двадцать лет назад в такую же семилетнюю девчонку с двумя тугими косичками. Наверное, прав был Фрейд, когда толковал о каких-то образах, к которым человек всегда подсознательно стремится. Получается, не заплети незнакомая сегодняшняя девчонка этих дурацких кос — не возникло бы этого дурацкого ассоциативного ряда, и проплыл бы он себе спокойно мимо этой сегодняшней девчонки, и совсем бы ему было неинтересно, в какой именно детско-юношеской спортивной школе…

Да нет, вряд ли. Глаза-то у девчонки сине-зеленые. Цвета моря.

В ресторане ее точно не было. Наверное, успела уже позавтракать. А может, и вовсе не завтракала, а прямо с пляжа нырнула в долмуш и умчалась себе с ветерком в аквапарк в Анталью. Там-то ей и место — катается себе с этих дурацких разноцветных горок, визжит и захлебывается, вылетая с восторгом из немыслимых дурацких туннелей, любуется на ручных дельфинов в дельфинарии.

Девчонка ведь.

Он все-таки поискал ее у бассейна. Побережье искусственного водоема было процентов на девяносто французским. Каждый француз лежал в своем шезлонге, в том самом, в котором лежал вчера и будет лежать завтра, являя собой образец истинно немецкой педантичности. Французские дети вперемежку с русскими детьми плескались в теплом джакузи, с визгами сигали в прохладную воду общего бассейна.

Среди педантичных французов девчонки не было. Среди французских и русских детей — тоже. У дальнего края водоема уже собиралась интернациональная команда толстушек, взирающих снизу вверх, как на богиню, на инструктора по аэробике — русскую студентку Аню, с ослепительной улыбкой Шэрон Стоун и интонациями привокзальной торговки пирожками зазывающую народ на очередной сеанс аква-джима.

Среди интернациональных толстушек девчонки не оказалось.

И на волейбольной площадке, и на теннисном корте не оказалось тоже.

Иван хотел было уже от отчаяния запереться в тренажерный зал и совершить пятикилометровый заезд на велотренажере. А заодно потягать штангу и поискать девчонку в тренажерном зале, раз уж он туда забрел, преследуя благородные спортивные цели.

Но потом разозлился и плюхнулся в первый попавшийся свободный шезлонг, дав себе железное обещание больше не искать девчонку и не думать ни о ней, ни о Вере, а добросовестно лежать и добросовестно смотреть на виртуозную акробатику, демонстрируемую интернациональными толстушками во главе с русской студенткой Аней.

Зрелище оказалось слишком трогательным, чтобы выдержать его более пяти минут, не пролив слез умиления.