– Прочь, холопка, как смеешь! – гаркнул он, швыряя графиню в коляску. Больно ушибая локти и колени, Татьяна упала на сиденье, а когда выпрямилась, у пана Владзимежа в руках уж было охотничье ружье.

– Стой на месте, или свинцом начиню! – гаркнул пан и, не дожидаясь выполнения своего приказа, выпалил в лицо черноволосой заряд дроби.

Запряженная в коляску гнедая пара беспокойно затанцевала.

Черноволосая легким, нечеловеческим в своей гибкости движением изогнулась назад, будто лук. Заряд дроби пронесся над ней и усвистел в распахнутую дверь. Из глубины дома послышались испуганные крики.

А незнакомка взвилась в высоком, почти достигающем окон второго этажа прыжке, ее ряса и черные кудри разлетелись… и рухнула прямо на плечи пану Владзимежу. Выбитое из рук ружье отлетело прочь, с силой заехав в лоб начавшему было подниматься Томашеку. Паныч без звука вновь растянулся на земле. Тонкие бледные пальцы впились в горло старого пана…

– Отцепись, тварь! – хватая черноволосую за запястья, прохрипел тот, но разжать хватку этих хрупких рук было все равно что разогнуть стальные прутья.

Замершая в коляске графиня увидела, как девушка уставилась на шею пана со странной и пугающей жаждой. Ее изумрудные глаза затуманились необоримым желанием, она облизнула бледные губы кончиком язычка, приблизила свое лицо к горлу пана… Маленький ротик приоткрылся, и из под верхней губы блеснули два острых, как шилья, клыка. С жадным вскриком она впилась пану Владзимежу в горло.

Тут же отпрянула прочь, затыкая себе рот ладонью. Татьяна увидела ее широко распахнутые, полные отчаянного ужаса глаза. Зажимая прокушенную шею, рухнул на колени пан Владзимеж. Кровавые капли сочились сквозь пальцы.

И без того напуганные лошади, почуяв запах свежей крови, не разбирая дороги рванули прочь, волоча за собой коляску. Татьяну швырнуло на дно, потом экипаж подпрыгнул, словно колесо перекатилось через некое препятствие. Из под колеса донесся полный боли мужской крик. Коляску швырнуло в одну сторону, в другую…

Отчаянно цепляясь за поручни, Татьяна взобралась на сиденье и поняла, что – беда. Обезумевшие гнедые во весь опор неслись центральной аллей парка прямо к распахнутым воротам. Выскочивший на топот копыт сторож едва успел увернуться от идущей сумасшедшим галопом пары. Коляску ударило о кованую створку ворот, едва не размозжив Татьяне голову, и вынесло на мощенную брусчаткой дорогу.

Вожжи, где вожжи? Только бы добраться до вожжей, и она сумеет остановить разогнавшихся коней, недаром отец учил ее править упряжкой.

Изо всех сил цепляясь за поручень, Татьяна перегнулась через верх… и поняла, что пропала. Отвязавшиеся вожжи упали вниз и теперь болтались между копытами несущихся вскачь лошадей. Коляску снова швырнуло в сторону. Если не выдержит чека и отлетит колесо – она разобьется! Если выдержит – разобьется все равно. Впереди дорога делала крутой поворот, на котором коляску неизбежно разнесет вдребезги. Прыгать? Графиня с ужасом взглянула на несущееся мимо полотно дороги. На таком галопе ее размозжит о камни…

Сзади послышался настигающий топот копыт. Она обернулась…

Легко, будто стоячих, нагоняя летящую во весь опор пару, скакал громадный вороной. Жеребец поравнялся с роняющими пену лошадьми. Графиня увидела, что, вцепившись к угольно черную гриву, верхом несется тот самый цыганенок. Мальчишка гнал жеребца бок о бок с обезумевшими гнедыми.

Притиснувшись вплотную к пристяжной кобыле, цыганенок вцепился в упряжь и ловко перескочил лошади на спину, натягивая удила и что то шепча ей на ухо на своем языческом наречии. Безумная скачка начала стихать, лошади потрусили медленней и в конце концов остановились вовсе, недовольно храпя и роняя клочья пены с боков. Коляска встала, едва не упираясь в тот самый смертоносный изгиб дороги. Еще не веря, что осталась жива, графиня Татьяна обессиленно откинулась на спинку сиденья.