— У меня отнимаются ноги, — мстительно заявила Фрэнсис. — Ты тяжелый.

— Да, я знаю, — улыбнулся Хок.

Одним быстрым движением он оказался рядом с ней, поверх покрывала. Кончики его пальцев коснулись ее лба, скользнули вниз вдоль носа и замерли возле губ.

— Хок…

— Ты самая красивая женщина в мире, Фрэнсис.

Он сказал это очень серьезно, без малейшего оттенка насмешки. Скорее даже в его голосе слышалась тревога. В сумерках его зеленые глаза казались темными, очень глубокими.

— Ты… ты тоже очень красивый, Хок.

Странная тревога исчезла из его глаз, сменившись тем же смущающим, знающим огоньком. Фрэнсис слегка выгнулась навстречу руке, ласкающей грудь.

— Раньше я бы ни за что не поверила, что от простого прикосновения может потемнеть в глазах.

Еще более странно то, что у мужчины темнеет в глазах от прикосновения женской груди к его ладони.

Хок закрыл глаза. Ладонь продолжала скользить по ее телу, словно он хотел узнать и запомнить ее не на взгляд, а на ощупь, как слепой.

— Не продавай перстень, Фрэнсис, — вдруг сказал он, открывая глаза.

— Я не желаю слепо подчиняться тебе в чем бы то ни было! Я не желаю становиться твоей покорной рабыней!

— Я твой муж, — сказал он просто.

Это означало, что дальнейший спор, по его мнению, не имел никакого смысла. Фрэнсис не стала настаивать: в данный момент ей меньше всего хотелось ссориться. Впрочем, если бы у нее и были доводы в защиту своей точки зрения, они бы испарились по мере того, как нарастало сладостное ощущение между бедер.

— Хок, — прошептала она, коснувшись висков мужа кончиками пальцев обеих рук. — Хок, я хочу тебя.

Это было сказано так естественно, с таким неприкрытым желанием, что привело его в полное неистовство. Фрэнсис ответила со всей недавно обретенной пылкостью. Ему нравилось, как она кричит от счастья, и она кричала, наслаждаясь прикосновением ладони ко рту. Ему нравилось, как она стонет, и она стонала, смутно угадывая, что этим только сильнее распаляет его. Его губы были влажные, мягкие и сладкие, и сила его толчков была бешеной и прекрасной.

— Боже милостивый… — выдохнул Хок, не в силах даже освободить Фрэнсис от тяжести своего тела. — Вы не дадите мне дожить до тридцати, мадам!

— Нас похоронят вместе, милорд, и мне будет даже обиднее, потому что я младше вас!

Минут через пять Хок пошевелился и без особенного удивления заметил, что готов продолжать. Он засмеялся.

— Я превращаюсь в какое-то ненасытное животное, — сказал он, весьма, впрочем, довольный.

— Вот и хорошо, — искренне одобрила Фрэнсис.

Она проснулась глубокой ночью от ощущения губ, движущихся вниз по шее, и рук, движущихся вниз по животу. Она лежала на боку, и муж прижимался к ней сзади. Фрэнсис счастливо улыбнулась в темноте.

— Согни ногу в колене, — прошептал Хок ей на ухо, и она подчинилась более чем охотно.

Она закусила губу, чувствуя, как он входит в нее. Это было так же сладостно — и совсем по-иному.

— Да… вот так хорошо… очень хорошо, милый…

Она не почувствовала его оргазма, потерявшись в собственном наслаждении, но когда очнулась, Хок уже засыпал, по-прежнему прижимаясь к ее спине. Она уснула через несколько минут.

Рано утром Хок проснулся и готов был в одиночку выйти покорять весь мир. Фрэнсис свернулась клубочком у него под боком и так крепко спала, что у него не хватило духу ее разбудить.

Со вздохом сожаления Хок направился в свою спальню. Позже, входя в комнату для завтраков, он чувствовал себя счастливейшим из смертных.