— Теперь я еще и мишень для идиотских поговорок!

— Это не поговорка, а экспромт. Впрочем, я не претендую на авторство: глупых сыновей, должно быть, всегда хватало. Не понимаю, Хок, почему ты так сердишься? Ну же, мой мальчик…

— Почему? — вскричал Хок, начиная мерить комнату быстрыми гневными шагами. — Хорошенькое дело, почему!

Маркиз с интересом следил за тем, как он носится, огибая курительный столик то с одной стороны, то с другой.

— Ты бессовестно манипулировал мной!

— Этого я не стану отрицать. Но даже если и манипулировал, то не без пользы для тебя. Всему свое время, Хок, и тебе пора остепениться. Брак, жена, детская, полная непоседливых детишек, — вот то, что нужно мужчине твоих лет. Или ты по-прежнему считаешь себя мальчишкой?

— Мне всего двадцать шесть! По-твоему, мне уже пора присоединиться к тебе и миссис Дженкинс, чтобы вместе впадать в старческое слабоумие?

— Не двадцать шесть, а почти двадцать семь.

— Это, конечно, большая разница! Позволь спросить, откуда тебе известно, что ее зовут Фрэнсис? У графа Рутвена не одна дочь, а три. Я мог выбрать любую из них… по крайней мере мне так казалось!

Маркиз не мог не признать, глядя в разгоряченное лицо сына, что создал себе проблему слишком теплым приемом, оказанным невестке.

— Я всегда знал, что граф Рутвен любит Фрэнсис больше других дочерей, и естественным образом предположил, что он будет склонять тебя к браку именно с ней.

— Граф Рутвен пока еще в своем уме! Ты что, не разглядел ее? Да это какой-то страх Божий, а не де-

Вушка! Кикимора, пугало, ведьма! Я всю дорогу боялся, что. когда ты увидишь ее — со своего смертного одра, разумеется, — у тебя случится удар! Я даже собирался — ради тебя — заставить ее снять эти проклятые очки!

Маркиз хранил у себя миниатюру с изображением Фрэнсис, сделанную год назад, и от души надеялся, что именно эту девушку Хок выберет в жены. Интересно, что заставило ее прикидываться огородным пугалом… Увы, сын не замечал, что это всего лишь маскарад. Ситуация впервые показалась маркизу затруднительной и странной.

— Зачем же ты женился, если она тебе противна? — спросил он, надеясь, что ответ прольет хоть какой-то свет на происходящее.

Хок начал чересчур тщательно отчищать рукав. Он почувствовал, что краснеет, и разозлился на себя чуть ли не сильнее, чем на отца, который был ко всему прочему проницательнейшим из людей, которых он знал.

— Что все это значит, Хок?

— Ладно, я выскажу все как на духу! — Хок смущенно развел руками. — Ее сестры, Виола и Клер, были по-настоящему красивы, бойки на язык и вдобавок очаровательны. Каждая из них прямо дала мне понять, что желает вращаться в высших лондонских кругах, каждая собиралась не отходить от меня ни на шаг. А мне, отец, нравится холостяцкая жизнь! Так уж вышло, что Фрэнсис, при всей ее невзрачной внешности, оказалась куда предпочтительнее своих сестер. Она застенчива и послушна. Из нее почти клещами приходится вытягивать каждое слово. Если бы ты только знал, как прекрасно сидеть с ней за завтраком! Тишина, благословенная тишина. Развлечения, всякие там ликующие толпы ей безразличны. Кроме того, она хорошо воспитана и не потребует от меня… не потребует…

— Ты собираешься поселить ее в поместье и продолжать свою вольную лондонскую жизнь, не так ли? — спросил маркиз голосом сухим, как листья поздней осенью.

Хок что-то пробормотал не слишком внятно.

Маркиз мог бы сказать сыну, что тот ведет себя точь-в-точь как какой-нибудь лицемерный буржуа, но он не сделал этого по очень простой причине: Фрэнсис не нуждалась в его защите.