— Старинным способом. Они стрелялись на рассвете. Селборн был серьезно ранен и через два дня умер, но на тот случай, если Эразм его убьет, он заранее приготовил свою месть. Он задумал нечто, что должно было убивать его медленно, постепенно.

— Что произошло?

— Через несколько недель после дуэли эта записная книжка попала в руки моего прадеда. Говорили, что это не что иное, как пропавшая книжка Сильвестра Джонса. Эразм был, конечно, заинтригован и сразу же попытался расшифровать код.

— У него получилось?

— После нескольких недель работы ему удалось перевести некоторые отрывки, но они были лишены смысла. Он пришел к заключению, что внутри кода есть другой код, и попытался понять схему. В последующие месяцы он становился все более одержимым желанием расшифровать записи и очень скоро обезумел. А потом умер.

— Как это случилось?

— Он поджег свою лабораторию, выпрыгнул в окно и сломал шею. — Калеб откинул голову на спинку кресла и закрыл глаза. — Но до этого он все же убедился в том, что дневник и записная книжка будут сохранены для тех, кто придет после него и будет обладать тем же талантом.

— Какая страшная трагедия!

Калеб открыл глаза и выпил бренди.

— Таким образом родилась семейная легенда.

— Мужчины семьи Джонс, рожденные с таким талантом, как ваш, обречены на то, что сверхъестественные способности приведут их к сумасшествию. Такова легенда?

— Да.

— Вы действительно верите, что в этой записной книжке есть что-то, что свело с ума вашего прадеда?

— Да.

— Вы верите, что это записная книжка Сильвестра?

— Нет. Скорее всего, это фальшивка, изготовленная Барнабусом Селборном.

— Как может записная книжка свести человека с ума?

— Я полагаю, что сводит с ума код. Его расшифровка стала для Эразма навязчивой идеей. Он все глубже и глубже погружался в этот лабиринт в поисках схемы, но так ее и не нашел. Он знал, что сойдет с ума, но был убежден, что именно в этой проклятой книжке спрятан секрет исцеления от безумия. Однако в конце концов он проиграл.

Люсинда наклонилась и положила руку ему на колено. Это теплое прикосновение каким-то волшебным образом оказало на Калеба успокаивающее действие.

— Вы говорите так, будто эта книжка обладала чарами, околдовавшими вашего прадеда. Вы ведь не верите в магию, Калеб?

— Нет, но я верю в силу одержимости. Да поможет мне Бог, Люсинда, но я уже несколько месяцев чувствую, как меня затягивает в хаос этой страшной записной книжки.

— Так сожгите ее.

— Если бы я мог! Я думаю об этом каждый день и каждую ночь. Я уже потерял счет попыткам бросить книжку в огонь, но так и не смог заставить себя сделать это.

— Что вас останавливает?

— То же, что останавливало Эразма. Понимаю, что это звучит странно и неразумно, но я знаю, что не посмею уничтожить книжку, пока не открою секрет.

— Почему?

— По причине, которую не могу объяснить, я уверен, что эта книжка — единственная надежда избавиться от проклятия.

— Хм-м.

Он допил бренди и поставил стакан на стол.

— Я не знаю, какой ждал реакции от вас, но, уж конечно, не этого «хм-м».

Он был почему-то разочарован. Он говорил себе, что не хочет ее жалости, но Люсинда все же могла бы проявить хоть немного сочувствия. Она между тем взяла записную книжку и начала медленно переворачивать страницы.

— Как интересно.

Опершись на подлокотники, он резко встал. Надо выпить.

— Я рад, что вы находите эту чертову книжку интересной.