Изменить размер шрифта - +

 Отстояли уже четыре раунда. Вернее, отпрыгали, отуклонялись, отработали серийно руками и ногами. Пот заливал глаза, дышалось в истомном мареве зала с трудом, а тут еще пух этот… Поначалу, ввиду различия в весовых категориях, уговор был не работать с полным контактом в верхний уровень, но постепенно как-то забылось, и, когда начался пятый раунд, Серега принялся «глушить по полной» — со всей мощью и сноровкой действующего мастера-тяжеловеса. Его руки, в красных восьмиунцовках фирмы «Джи ай си», наносили замысловатые разноуровневые «тройки», ноги со ступнями сорок пятого размера стремительно, словно боевые молоты, рассекали воздух, и казалось, что перед таким напором устоять невозможно. Снегирев, непонятно чему радуясь, уклонялся, входил в ближний бой и, будучи наконец прижат в угол, вдруг черт знает как вывернулся, успев с разворота приласкать агрессора коленом под зад. Удар пришелся точно в цель — атака захлебнулась, Серегу бросило грудью на канаты и, яростно повернувшись, чтобы перейти в решительное наступление, он неожиданно замер и расхохотался.
 — Мир, дружба, балалайка. — Широко улыбаясь, Снегирев стоял на правой руке и, приветствуя спарринг-партнера левой, одновременно аплодировал ему босыми ногами. — Них шизен, но пасаран. Предлагаю боевую ничью.
 Его жилистое, словно сплетенное из канатов тело не абсолютно не было напряжения, бесцветные глаза светились усмешкой, и создавалось впечатление, что все происходящее на ринге было для него безобидной развлекухой.
 — Нычья-то нычья, а вот попа у мена балыт. — Отозвавшись с грузинским акцентом, Серега потер ушибленное место и, шмыгнув носом, хлопнул Снегирева по перчаткам. — Ты ведь знаешь, Лексеич, у меня весь рабочий цикл с пятой точкой связан…
 — А у нас вообще все делается через жопу. — Понимающе кивнув, тот легко вылез с ринга и, будто не стоял пять раундов с противником в полтора раза тяжелее себя, принялся работать на большом, в центнер, мешке — только гул по залу пошел.
 «Двужильный он, что ли? — Вздохнув, Серега покосился на белую как снег снегиревскую шевелюру и принялся разматывать мокрые от пота бинты. — Не мальчик вроде, откуда столько здоровья? Впрочем, и возраст его тоже хрен разберешь: мышца как у молодого, а посмотришь в глаза — столько не живут. В шрамах весь, огнестрельных большей частью. Странный Лексеич мужик, непонятный».
 Понятно было только одно — жить с ним следовало в мире и согласии.
 Между тем пришло время заминаться, и, сбросив напряжение с натруженных мышц, кикбоксерская братия потянулась париться. Местная сауна запоминалась надолго: сооруженная за отсутствием ольхи из сосновых досок, она густо источала смоляной дух, и воздух в ней был ядрено-жгучий, чуть полегче, чем в палатке с хлорпикрином для испытания противогазов. Кроме того, труженики ринга, забывая, что находятся в бане финской, а не русской, имели обыкновение плеснуть ковшичек-другой на каменку, так что люди случайные здесь долго не задерживались.
 — Ташкент. — Отважно окунувшись в обжигающий полумрак, Снегирев и Серега забрались на верхний полок, под самые натеки смолы на досках потолка, подсунули под зады полотенца — иначе нельзя, можно кое-что обварить — и принялись обильно потеть. Рядом, разомлев от жары, глубоко дышали коллеги по искусству, никто не разговаривал, — набегались. Наконец Снегирева пробрало, красный как рак, он выскочил из парной и, ухая, плюхнулся в холодную воду, а чуть позже и Серега надумал освежиться — здоровенный, словно тюлень, как только бассейн из берегов не вышел. Наплававшись вволю, смыли усталость под теплым душем и в ожидании закипающего чайника расположились в рекреации, комнате отдыха то есть. Чаи да сахары — достали из шкафчика чашки, не забыли про лимончик, а Снегирев извлек из сумки банку с цветастой наклейкой:
 — Конфитюр вишневый.
Быстрый переход