… Ментального человека ?

Это будет раса победителей, которым не будет равных в Галактике. Уверяю тебя, что я говорю правду.

Чепуха. Содружество никогда не позволит осуществить подобный замысел. И вообще этого не может быть.

 Это вполне осуществимо. Я могу помочь тебе добиться успеха — плевать нам на это Содружество. Чтобы доказать свою лояльность, позволь мне поучаствовать в решении стоящей перед тобой проблемы.

Боже мой! Ну, конечно!.. Но — ты, мучитель! — я же забуду решение, когда проснусь.

Нет. Когда проснешься — вспомнишь. Все же остальное отложится в твоем подсознании и пусть подождет лучших времен.

Кто… Кто ты? Что ты хочешь от меня?

Ты сам знаешь, у нас одна и та же цель. Аи revoir1. Мы еще поговорим.

4

Из мемуаров Роджэтьена Ремиларда

Ошеломляющее заявление Анн заставило меня дать себе команду: «Держись! » Я просто не мог поверить в то, что услышал, меня словно столбняк охватил. Я все видел, все слышал, даже запахи ощущал, но все это было словно не со мной. Я почувствовал, что улыбаюсь, как идиот, однако ничего не мог поделать со своим лицом. Анн обняла меня за плечи, прижалась — до меня внезапно дошло, что она как каменная… Кот испуганно мяукал и терся о ее и о мои ноги. Его испуганный вопрошающий вопль помог мне прийти в себя, но двинуться я по-прежнему не мог. Наконец Анн оторвалась от меня, взяла под руку и попыталась увести в дом. Сколько можно было торчать у самой двери! В бакалейной лавке напротив свет был потушен, и темные окна слепо взирали через улицу. Только метель не унималась, ветер по-прежнему голосил снаружи. Наконец вслед за котом мы направились к лестнице, ведущей на третий этаж, где располагалась моя маленькая квартира. Второй этаж с отдельным входом занимала семья какого-то страхового агента, все уже вернулись домой, и, пока мы поднимались по старой скрипучей лестнице, до нас из-за стены доносились едва раз личимые голоса. Я жил под самой крышей, в мансарде — здесь особенно звучно и весело завывал ветер. Зимой я мог любоваться на проделки Санта-Клауса, который щедро рассыпал снежок по улицам и крышам Хановера.

Пока не добрались до кухоньки и не устроились за дубовым столом, мы ни слова не сказали друг другу. Я налил себе любимого «Уайлд Теки», тройную дозу, а в стакан Анн плеснул скотч. Она посмотрела на остатки ужина, покачала головой и, надев поверх рясы фартук, принялась за стряпню.

— Дени не может быть Фурией, — заявил я. — Ты все врешь, Анн. Дерьмо!..

Внучатая племянница тем временем уже шуровала в холодильнике — все пошло в дело: и копченая лососина, которую я хранил для гостей, и вермонтский сыр чеддер, и шесть яиц — мой неприкосновенный запас. Из кладовки она принесла тщательно упакованную французскую булку, даже нашла банку турецкого абрикосового джема. Анн сложила все припасы на столе и принялась натирать сыр.

— Неопровержимых доказательств, дядюшка Роджи, у меня нет, поэтому ты вправе считать меня неким предметом, который плавает в канализации без помощи весел. Но я больше чем уверена, что именно мой любимый папочка и является носителем этой дряни. Конечно, он не догадывается об этом — вот что самое отвратительное.

— Не могу поверить! — резко ответил я, — Я знаю Дени лучше, чем кто-либо из вас. Он был мне как сын. Pour I'amour de dieu — вся его жизнь, с самого младенчества, прошла перед моими глазами.

— Да, мое свидетельство косвенное, не более того, но оно очень впечатляет.

Я отхлебнул виски.

— Рассказывай.

— Все началось в больнице. Помнишь, когда я чуть-чуть не погибла.