— Значит, через неделю ты должна будешь отправиться на обучение в институт этих, высокоблагородных? — подытожил папа, когда чай был допит, а шарлотка разгрызена (знатный получился сухарик, ни один нож его не взял, пришлось ломать и размачивать, но все равно — вкусно).
— Просто благородных, — поправила мама, — чтобы научиться контролировать дар. — Но есть одна немаловажная проблема: практически все выпускницы этого заведения попадают под распределение. Они не вольны в выборе мужа.
Я нахмурилась, а мама решила пояснить:
— Традиционно, до двадцати пяти лет девушка с магическим даром может сама выбирать того, кто ей по душе. До этого возраста — ищи свою истинную пару, просто влюбляйся, выходи замуж, но если не успела — тогда твою судьбу решает Распределитель. Этот чертов тысячелетний нефилим, видите ли, лучше других знает, какой союз будет наилучшим. Наилучшим для него. — Мама вздохнула и под наше молчаливое одобрение продолжила: — Если бы ты обучалась в магическом университете, то шансы выйти за понравившегося тебе нелюдя были бы. Заметь, о людях я даже и не говорю.
Она виновато посмотрела на папу, но отец лишь досадливо махнул рукой в жесте «да уж понял я, что не котируюсь в вашем магическом мире».
— Так вот, институт благородных чародеек — исключительно женское заведение. И обучение там заканчивается к двадцати шести годам. Так что шансов найти себе мужа, который бы устраивал в первую очередь тебя, а не пернатого замшелого хрыча, — практически нет.
— Дорогая, а не больно-то ты высокого мнения об этом Распределителе… — хмыкнул папа.
— Потому что моя мать на себе испытала все прелести этого распределения. Она и отец ненавидели друг друга. Даже удивляюсь, как они меня-то зачать сумели. А как я родилась — оба выдохнули спокойно и разбежались по своим любовникам.
Я поперхнулась и решила, что мама оговорилась.
— Не смотри на меня так, солнышко. Да, у твоего дедушки тоже был любовник, как и у бабушки! — в сердцах бросила мать.
Папа на эту новость выразительно присвистнул и почесал в затылке, после чего молча потянулся, достал бутылку коньяка, припрятанную в шкафу, и налил полчашки янтарной жидкости, а потом залпом выпил. После этого действа, за которым наша женская часть семьи наблюдала в абсолютной тишине, он произнес:
— Дорогая, давай посвящать меня и дочку в тайны твоих предков постепенно. Иначе, боюсь, народными средствами не обойдемся. — А потом тихо-тихо, для себя, так, чтобы мы не услышали, добавил: — А я с ним еще в одну баню ходил…
Увы, слух у меня оказался отменный.
Когда кухонные посиделки закончились, я оказалась наконец-то в своей комнате. Аккуратно застеленная постель без всяких мумий. Идеальный порядок на комоде. Вот только ложиться почему-то не хотелось. Сняла водолазку и расстегнула молнию на джинсах, и тут на пол с громким «дзинь» свалился он. Будильник. Подняла его и недоуменно повертела в руках. Как он мог тут оказаться? Я даже не помню, чтобы держала его в руках. Сняв джинсы, быстро накинула халат и, решительно схватив будильник, пошла на кухню. Поставила его на подоконник, про себя матеря одного клептомана. Это что же получается? Болезнь заразная?
Утро началось с противного звона над ухом. Малодушно попыталась заткнуть уши подушкой — не помогло. Встала сонная, злая, твердо уверенная: сработай трындозвон на пять минут попозже, я бы обязательно выспалась. Надавила рукой на звонок будильника и только тут осознала: этот хромированный гаденыш опять был у меня в спальне. Помотала головой, прогоняя остатки дремы. Точно помню, как вчера оставляла его на кухне.
Стрелки показывали пять минут восьмого, поэтому задумываться о случившемся не было времени: умыться, выпить кофе, одеться — и пулей к метро. |