– Закрывай быстрей! – закашлялся Геката. Он огляделся. Потайная дверь вела в железнодорожное депо, а там имелся второй выход к южному перрону. Геката перенес сюда производство зелья спустя два года после того, как с вокзала перестали уходить поезда. Территорию пришлось очистить от бомжей и наркоманов, и, хотя комиссар Кеннет всегда благоволил к Гекате и защищал его, тот приказал установить в туннеле и на лестнице в туалет скрытые камеры.

Сейчас, в вечернюю смену, здесь работало двенадцать человек, все в белых халатах и с повязками на лицах. Стеклянная стена делила зал на два отсека, в одном из которых семеро работников толкли, взвешивали и упаковывали зелье. За стеклом, возле двери в туннель, сидели двое вооруженных охранников – они присматривали за работниками и наблюдали в мониторы, подключенные к камерам. В самой глубине располагалась святая святых, то есть то, что на их языке называлось кухней. Там стоял котел, а доступ в кухню разрешался только сестрам. Дверь в кухню была герметичной, и на то имелось несколько причин. Во-первых, по гигиеническим соображениям, а еще чтобы никакому придурку не вздумалось чиркнуть там зажигалкой или бросить окурок и взорвать к чертям весь вокзал. Но в основном, чтобы никто не вдыхал молекул, которыми был насыщен воздух кухни, – иначе все быстро подсели бы на зелье. Геката нашел сестер в опиумном притоне в бангкокском Чайна-тауне, где эти двое держали небольшую лабораторию по производству героина из опиума, который привозили из Чианграя. Он знал о них довольно немного: они бежали из Китая вместе со сторонниками Чан Кайши, болезнь, изуродовавшая им лица, была обычным делом в их родной деревне, и, покуда Геката исправно платил им, сестры изготавливали как раз то, о чем их просили. Ингредиенты были им знакомы, пропорции тоже, а за процессом они вполне могли следить через стекло. И тем не менее была какая-то тайна в том, как они смешивали и варили зелье. Поэтому ходили слухи, которые Геката даже не пытался пресечь, что в зелье намешана шерсть с крысиных хвостов, истолченные пчелиные крылья, жабья кровь и даже слюни самих сестер. Такие слухи наделяли зелье зловещей волшебной силой, а если измученные безысходностью люди и соглашались за что-то заплатить, так это за волшебство. И в виде зелья они получали его сполна. Прежде Геката никогда не думал, что на наркотик можно подсесть так быстро и основательно. Впрочем, Геката знал, что, если сестры вдруг сварят что-то менее стоящее, ему придется тут же избавиться от них. Такова жизнь: все движется по кругу и всему свое время. Как те двадцать лет, пока Кеннет сидел в кресле комиссара полиции. Хорошие годы. А сейчас его место занял Дункан, и если он продолжит своевольничать, то их волшебной кухне несдобровать. Ведь если боги решают, хорошие нас ждут годы или плохие, если они управляют нашей короткой жизнью и судьбой, то нам остается одно – самому стать богом. Это легче, чем кажется, и если божьей силой наделены в нашем мире лишь единицы, то это оттого, что все остальные просто поддались страху и предрассудкам. Они прикрывают свою трусость моралью и пытаются навязать всем остальным целый набор заповедей. Однако эти заповеди придумали как раз те, кого тебе велено считать богом, и именно этим богам такие заповеди на руку. Однако оно и неплохо: не всем суждено стать богом, а каждому богу нужна паства. Рынок. Город. Или несколько городов.

Опершись обеими руками о трость, Геката остановился в конце зала. Его фабрика. Здесь он был хозяином, промышленником. Основоположником развивающейся отрасли. И вскоре можно будет расширяться. Если он не сможет удовлетворить спрос, то найдется кто-нибудь еще, таковы простые правила капитализма. Поэтому он уже давно вынашивал планы выкупить одну из разорившихся фабрик и запустить там для вида какое-нибудь небольшое производство, а в цехах открыть еще несколько кухонь.