Когда Никс сказала, что Хлоя уйдёт, она подразумевала, что уйдёт от него? Или уйдёт… в мир иной? Его грудь сдавило, он едва мог дышать, но теперь уже по совсем другой причине.

— Виски, — смог выдавить он.

Нахмурившись, она отдала бутылку. Так они и сидели вдвоём, на полу этого дурацкого чулана, передавая бутылку из рук в руки.

— Думаешь, что после смерти своей пары я спрыгну с крючка? — Он ответил её же словами, — Ты меня вообще слушаешь?

— О, да, ты ведьдумаешь, что тебе придётся последовать за мной. Не бойся, я уверена, что это касается лишь тех пар, которые любят друг друга. А раз ты меня ненавидишь, то у тебя самоотвод.

— Ты принадлежишь мне, — просто сказал он

— Скажи, почему я должна остаться. Почему не должна сбежать, раз уже исцелилась?

Его краешки губ обнажили клыки.

— Потому что я тебя поймаю.

— Тьфу, ты не мог обздаться сильнее! — Она дрожала, всё её тело тряслось от ярости.

Неправильно. Всё неправильно. Он дёрнул ворот своей футболки, удивившись, насколько плотно он облегает шею. Во всём я виноват.

— Знаешь, иногда я оцениваю свою позицию на жизненном поле, чтобы понять, где нахожусь, — сказала она. — И вот я сидела тут, в этом чулане, пытаясь рассчитать свою позицию на поле, самую важную позицию в моей жизни.

— И что ты решила?

— Что мы никогда не будем счастливы вместе. Так что в твоих интересах разорвать со мной любые отношения. — Он открыл рот, чтобы возразить, что этого не произойдёт никогда, но она продолжала, — Не переживай, я не жду, что ты меня отпустишь. Потому что ты — не благородный человек.

Нет, он не такой. Так почему её слова так больно жалят?

— В таком случае, что ты намерен со мной делать? Будешь держать меня тут, в изоляции, пока я не сойду с ума? — Она встретилась с ним взглядом. — Можешь держать меня здесь веками, но при первой же возможности я сбегу. Ты понял? Я каждый день буду искать путь для побега, потому что ты никогда не изменишься.

— Ты говоришь о переменах, как будто это так просто! Мне девятьсот лет! Я не могу измениться так же легко, как ты.

— Для тебя, по крайней мере, такая возможность существует — я же измениться не смогу. Никогда. — Она сжала свои виски. — Но, словно этого мало, ты ещё и презираешь меня, заставляя чувствовать себя дерьмом! — Её радужка вспыхнула мучительным зелёным. — Я не буду просто сидеть и ждать, когда ты убедишь меня в том, что я — порождение зла, ничтожный суккуб. Этого не будет.

Когда её глаза наполнились слезами, его — округлились.

— Ты… плачешь? — Он смотрел на неё с изумлением. Она всегда была такой сильной, казалась непобедимой. Его колкости, казалось, её совсем не задевали. — Это второй раз, — бессмысленно заметил он.

У него никогда не было Подруги; более того, никогда не было плачущей Подруги. Он и его зверь оба были взволнованы.

— Хлоя, посмотри на меня.

Когда она, зарыдав, уронила голову на руки, его живот словно разорвался на части, пронзённый кинжалом, который медленно поворачивался внутри.

Поворачивался без остановки, как минутная стрелка на часах. Тик-тик-тик.

— Привыкай к тому, ч-что я плачу. Или отпусти меня.

МакРив отвёл её руки от лица. Он выглядел так, словно слёзы причиняли ему боль — а какая-то её часть до сих пор жалела, что причиняет ему боль.

— Я не могу, Хлоя.

Рукавом она вытерла по влажные щёки.

— Тогда, по крайней мере, с-скажи мне, почему ты меня ненавидишь. Я найду способ улучшить ситуацию для нас обоих.