Рассматривала их обоих и я. Как же они похожи! И где были мои глаза раньше?

— Я не мог более выдерживать твоего контроля, понимаешь? — ответит Ланс. — Ты смотрел на меня, как на глупого ребенка… В тот день…

— В тот день я был пьян! — воскликнул Манрад. — В первый и в последний раз в жизни я напился, как свинья, признаю! Тогда произошло то, из-за чего, казалось, мир рухнул. Ты не был виноват, просто попал под горячую руку. А я, я достаточно был наказан… Я винил себя в твоей смерти, и наша мать винила…

— Я хотел, но не смог, — начал Ланс. — Я был слишком слаб! На некоторое время они замолчали. Если для меня это молчание было тягостным, то каким оно должно было быть для них?

— Я горд за тебя, — внезапно сказал Манрад, и от звука его голоса Ланс вздрогнул. — Ты сделал то, что не осмелился сделать я. Ты бросил вызов самому Врану! Защитил друга, хоть и знал, что это стоит тебе жизни! Только обещай мне больше не совершать подобных подвигов, ладно? Героев любят, их боготворят, им подражают, но они редко доживают до старости. Люди, которые умеют вовремя отступить, не бросают своих друзей за пеленой смерти. Я мог сделать как ты, но я не смог бы тогда спасти тебя и принца, пойми, мы бы умерли вместе!

Таких, как я, обвиняют в трусости, как обвинил меня ты. Но в следующий раз, брат, лучше прослыви трусом, но спаси своих друзей, чем идти с ними с гордо поднятой головой на верную смерть! Ты не побоялся нищеты, неужели побоишься слухов?

— Я понял, брат, — опустил голову Ланс. — И никогда более не обвиню тебя.

— Пойми, ты единственный, кому я могу доверять полностью, открыть свои мысли. И я понимаю, что в любой момент моя помощь Вареону может выйти наружу… Ланс чуть побледнел и вскинул голову.

— Не хочу, чтобы ты остался ни с чем за свою приверженность принцу. Не знаю, удастся ли нам убедить Врана в невиновности сына, а жрецов — вернуть принцу его положение. Поэтому я оставлю тебе все деньги нашего рода. Если меня не станет, или тебе что-то понадобится, тебе или принцу, ты придешь во двор этого дома, дотронешься рукой ствола березы и увидишь тайник. Никому, кроме нас его не открыть.

— Рад! — внезапно взмолился Ланс. — Поехали с нами!

— Не могу, Илахан, — сказал тот, отходя к окну. — Не думай, что я лучше или хуже, чем есть на самом деле. Хочу, чтобы ты понял правильно… Я бы пошел с тобой, но… у Берила кроме брата была еще и сестра, и я… я люблю Анлерину. Я не могу оставить ее одну в замке, пусть даже она меня и ненавидит, но ради нее я буду мириться со страстью этой зарвавшейся старухи! Если бы не она, я ушел бы с Вареоном. Вот так признание! Впрочем, почему я не удивлена?

— Прости, что не понял тебя сразу! — облизнув запекшиеся губы, прошептал Ланс. Мальчику еще надо учиться сдерживаться, ой как надо, слишком многое написано на его лице, тогда как Манрад редко теряет над собой контроль. Будто родился с безразличной маской на лице…

— Как ты мог понять? — скривился Манрад. — Сегодня день моей откровенности. Я так давно не открывал никому своей души… Со дня смерти Берила… Помни, Ланс, помни, что я доверяю тебе брата моего кровного друга, не опозорь ни меня, ни себя, ни нашего рода!

— Меня не надо кому-то доверять, Рад, — внезапно вмешался Вареон, некоторое время стоящий в комнате. Мне стало неудобно. Принц не принц, а подслушивать такой интимный разговор — не красиво. Хотя…

Чья б корова мычала… — Ты любишь мою сестру, и я доверяю ее тебе. Манрад, сильно побледнев, прошептал:

— Я сделаю все, что в моих силах! Но забудьте о моей любви к Анлерине, умоляю! Пусть девушка, когда все кончится, сама сделает выбор! Некоторое время они молчали, пока принц не решился сказать…

— Как многого я лишился по твоей вине, Рад.