— Он заберет ее лично?

— Нет, — категорично отрезает Азиз, сжимая икроножную мышцу своим шершавым и мерзким щупальцем — именно так я могу охарактеризовать его прикосновения, и никак иначе. — У нас есть сутки, чтобы подготовить ее к передаче покупателю. За ней явится подельник Видада. Хотя, учитывая проблемы, возникшие в ходе операции, я намерен поднять цену вдвое.

— В начале мы столкнулись с определенными трудностями, но поймать и привести ее сюда, было довольно просто.

— Вы не привели за собой хвост?

— Нет, мы все проверили, Азиз-бей.

Ага, как же. На то, меня и оберегают лучшие агенты ЦРУ, чтобы оставаться незамеченными до необходимого и кульминационного момента.

— Отличная работа. Сейчас, ей нужно будет провести типовые процедуры перед передачей и поселить в отдельном шатре. Руки оставить связанными, грязный рот заклеенным. Я навещу ее после подготовки. А пока приму другую поставку, — с ухмылкой в голосе заключает Азиз, и я стараюсь не думать о каких, мать его, процедурах идет речь. — И напоминаю: ее нельзя трогать. Никому, кроме меня и заказчика. Я вам руки отрежу, если узнаю, что товар подпортили. Наша задача — наоборот, привести ее в полный порядок перед продажей. А эту, пожалуй, отправьте к подросткам, — заканчивает Азиз, имея в виду тихо завывающую малышку. — Ей лет девять, верно? Чудесный возраст для того, чтобы воспитать в ней преклонение и покорность.

У меня все внутренности скручиваются от леденящих душу слов ублюдка и страха за девочку. Нет! Не позволю…

— Будет сделано, Азиз-бей.

И как только меня хватают и достают из грузовика, я слышу, как девочка начинает кричать на разрыв аорты, за ее болью следует хлесткий удар по щеке. Сердце мгновенно разрывается на части, на смену тьмы перед взором, приходит алая пелена, которая срывает внутри все рамки и желание держать чувства и эмоций под контролем. Не задумываясь о последствиях, я лягаюсь ногами прямо в воздухе, пока двое из ублюдков держат меня за плечи, и попадаю прямо в яблочко — по яйцам Азиза, из уст которого мгновенно вырываются такие ругательства на арабском, которые я почти никогда не слышала. Надеюсь, ему больно, очень больно. И я знаю, что черта с два я понесу за это наказание — я заказ самого Ильдара Видада, ничего эти мрази со мной не сделают.

— А девочка, судя по всему, смелая и горячая, Азиз-бей, — ободряющим голосом пытается разрядить обстановку один из ублюдков, пока Азиз пыхтит и наверняка корчится от боли, прикрывая рукой свои ни черта не стальные яйца.

Зла не хватает, я бы здесь всех нахрен кастрировала. Не могу я спокойно реагировать, когда речь идет о невинном ребенке… будь мои руки не связаны, я бы на всех отработала свои навыки джиу-джитсу.

— Думаешь, это тебе сойдет с рук, Эрика Доусон? — яростно шепчет Азиз, сжимая мощный кулак на моем горле, и без того затянутого мешком в тугой узел. — Думаешь, ничего тебе сделать не могу, шармута? А об этой девчонке, которую так яростно пытаешься защитить, ты не подумала? — сплевывает в сторону Азиз, заставляя мое сердце болезненно сжаться от мыслей о девочке.

Страшно представить, сколько там таких еще, но после того, как все закончится, я лично сделаю для малышки все, что в моих силах, чтобы восстановить ее психику, и исцелить душу. Если это, конечно, еще будет возможно…

— Успокоительное ей вколите. И побольше. А то больно смелая и резвая, ещё и подготовке вздумает сопротивляться, шармута грязная. Нам ни к чему эти неудобства и бесполезная трата времени, — это последнее, что я слышу, прежде чем, ощущаю, как вену пронзает острая игла, одним касанием высасывающая из меня все силы.