С первыми лучами рассвета Эйнин натягивала на лицо мягкую улыбку и возвращалась к повседневным делам, она даже строительство по моим чертежам развернула. Каким-то чудом убедила Аделу задержаться, и я уверен, что в конечном итоге она уговорит ее остаться в Асаде навсегда. Превозмогая страх и боль, моя сильная дерзкая девочка держалась с достоинством и уверенностью, которые всегда в ней были и никуда не исчезли, просто трансформировались в совершенно иное качество.

Я заставил тебя повзрослеть, Эйнин, но я надеюсь, что ты оставила для меня толику своего безумного темперамента и стервозного нрава. Мне нужна моя тигрица, моя своенравная бестия, моя нежная потерянная девочка и страстная бунтарка. Наши безумные споры, яростные столкновения и обжигающие примирения.

Мы будем гореть. Я знал это с самого начала. Наша любовь, зародившаяся в огне, под пулями, не могла быть другой. Она жжет и ранит, она заставляет чувствовать, окрашивая мир в цвета и оттенки, о существовании которых бедный аззамский художник даже не подозревал.

— Я вернулся, Эйнин, — шепчу едва слышно, вытягиваясь на кровати рядом со спящей женой и неотрывно глядя на нее. — Я так безумно скучал. — Не решаюсь прикоснуться, просто смотрю, как она мерно дышит, как дрожат длинные ресницы. Не могу поверить, что вижу ее вживую, что она не моя больная фантазия в лихорадочном бреду. Подняв правую ладонь, подушечками пальцев провожу по разметавшимся по подушке темным волосам, придвигаюсь ближе, жадно вдыхаю знакомый аромат ее кожи, по которому дико изголодался. Не хочу будить ее. Только я знаю, как редко ей удавалось забыться крепким сном за последние недели. Я тоже почти не спал, мое сердце ежесекундно рвалось сюда, к моей укрощенной Медине. Нам предстоит так много сказать друг другу, но сейчас я просто смотрю. В полумраке ее лицо кажется особенно уязвимым, уставшим и в то же время светящимся изнутри. Задерживаю взгляд на полных чувственных губах, подыхая от дикой потребности накрыть их своими, целовать до полной потери дыхания. Я боюсь напугать ее. Моя бесстрашная тигрица… Не удивлюсь, если она выпустит свои коготки, прежде чем поймет, кто осмелился забраться в ее постель. Сердце молотится в груди, стянутая бинтами правая рука и плечо ощутимо пульсируют от боли. Нет, я не готов к схватке. Я впервые согласен проиграть ей без боя. Хотя. я всегда проигрывал, даже когда считал, что победил. Вздохнув, я снова немного смещаюсь, принимая более комфортное положение.

— Ты создана для меня, Эйнин, — произношу одними губами слова одного из наших тайных заклинаний и застываю в напряжении, замечая, как пушистые ресницы Эрики распахиваются. Кислород разом покидает легкие. Голубоглазое наваждение. Целый мир в глазах одной девочки. Моря и океаны, которые и не снились тринадцатилетнему Джамалю Камалю, он увидел впервые в бездонных лазурных глазах Эйнин. Девятый вал на гребне неудержимой страсти, обрушившейся на нас, но не сокрушившей. Мы выжили, Эйнин, и обрели нечто большее. Сонный отсутствующий взгляд останавливается на моем лице. Горькая нежная улыбка вздрагивает в уголках ее губ.

— А ты для меня, Джамаль, — шепчет она в ответ, утыкаясь носом в мое плечо, все еще пребывая в объятиях сновидения.