Изменить размер шрифта - +

     Это был Жамине со своим невероятным автомобилем. Что меня удивляет, так это только то, что мать не втолкнула моего брата в комнату и тотчас же не закрыла дверь, потому что, когда Жамине приходила фантазия посидеть у нас, она поспешно выставляла детей из кухни.
     Почему его называли Жамине, я этого никогда не знал, и мне никогда не приходило в голову спрашивать об этом. Раз он был братом моего отца, его фамилия, как и у отца, должна была бы быть Малампэн, потому что, насколько мне известно, моя бабушка была замужем всего один раз.
     Если только... А ведь это возможно! Жамине был старшим, быть может, он родился до замужества своей матери? Не важно... Он держал кафе в Сент-Эрмин, на расстоянии мили он нас.
     - Я запрещаю тебе говорить, как Жамине...
     - Ты такой же грубый, как Жамине...
     - Ты не умнее Жамине...
     Все это составляло часть лексикона Малампэнов. А Жамине действительно был необычным человеком: рыжий, лохматый, с длинными усами, с одеждой, как будто висевшей вокруг него, а главное, с удивительными глазами, они смеялись, когда сам он не смеялся, - и с голосом, какого я с тех пор никогда не слышал.
     Это был заклятый враг моей матери. Когда он ехал в город на своей машине, которая уже сбила несколько человек, он заворачивал к нам, где у него не было никакого дела, причем он нисколько не интересовался своим братом.
     Я остался на горшке, на котором охотно и подолгу сиживал. Услышал, как отворилась застекленная дверь кухни и знаменитый голос весело крикнул:
     - Привет!
     Жамине шепелявил. Он плевался, когда говорил, свистел на звуке "ш", растягивал слоги. Если бы я был в кузне, он обязательно ущипнул бы меня за ухо и, картавя, спросил бы:
     - Как поживает этот юный чудак? И у него это выходило так:
     - Чуууууак!
     Моя мать, не стараясь быть с ним любезной, спрашивала без церемоний:
     - Что тебе еще надо, Жамине? В конце концов, это могло быть просто прозвище, такое же необъяснимое, как Било?
     - Честно говоря, невестушка, я ездил к Валери, проздравить ее с именинами!
     Я почти уверен, что он сказал: я ездил проздравить... И могу поклясться, что он сказал это нарочно. Он вел себя свирепо, в особенности с моей матерью. Подолгу хлюпал носом, никогда не пользуясь носовым платком, и ему доставляло удовольствие плевать на землю длинной струей слюны, хотя он знал, что моя мать каждый раз едва сдерживает тошноту.
     - Кто это Валери? - Она продолжала работать утюгом, а Жамине уселся верхом на стул.
     - Это одна девка из деревни Юто, к которой я хожу, когда мне приспичит.
     Три быстрых шага. Мать одним движением закрыла дверь кухни, а я спокойно перенес свой горшок ближе к перегородке, чтобы лучше слышать.
     - Ты не можешь говорить поосторожнее при детях? Ты делаешь это нарочно?
     Она не обращала внимания на моего брата, считалось, что он не понимает.
     - Ну и что, все равно они когда-нибудь все это узнают... Да вот, например! Моя шлюха дочь...
     - Жамине!
     - Что? Я не имею права назвать свою дочь шлюхой, когда она "в таком положении" и не может даже сказать, кто виновник?
     Я знал, что "быть в таком положении", значит, быть беременной. Но почему при этих словах в сознании у меня возникала тетя Элиза, у которой никогда не было детей? И почему я связывал ее с моим отцом?
     - Еще что придумал!
     На этом мои воспоминания останавливаются.
Быстрый переход