— Где я?

— На Старом Мосту, в нескольких кварталах от твоего дома. Там есть теплая постель. В ней лучше, чем в грязной воде Розового канала.

— Меня предали моя возлюбленная и мой друг. Я не могу вынести этого. Душа омертвела, пусть и плоть станет мертвой.

Она хихикнула, нежно обняла меня за шею и поцеловала в висок.

— Я не знала, что ты так наивен, Периан. Идем. Такие неприятности случаются очень часто — из них состоит наша жизнь. Ты же знаешь, что мне пришлось выстрадать.

— Не могу говорить об этом, раз в жизни столько зла.

— Говори, тебе нужно высказаться.

— Женщина поплачет немного и скажет, что она не хотела причинить зла, а друг попросит прощения за свой свинский поступок и скажет, что его соблазнила красота женщины и т. д. Затем оба поклянутся, что они не повторят ошибки — в течение месяца, конечно…

…Все путем. Но эти двое неуклюжих любовников с момента раскрытия их обмана начинают вести себя еще более оскорбительно. Они теряют честь…

Я мог утонуть в слезах от унижения.

Она хлопотала вокруг меня.

— Это от боли. Пойдем отсюда. Здесь не место для того, чтобы…

Я обнял ее и огляделся.

Прокричал петух, крыши осветились первыми отблесками рассвета. Я узнал это место. Я был здесь раньше, не очень давно, в это же самое время с моим так называемым другом де Ламбантом.

— Отведи меня домой, — сказал я.

Когда мы шли, я все думал, хочет ли она переспать со мной. Я не могу, я весь иссяк. Лучше бы я отправился вслед за Отто.

Ла Сингла вела себя благоразумно. Всю дорогу она разговаривала со мной, рассказала, что Поззи встретил среди пришедших из Вамонала свою старую любовь и ее Ла Синглу не будет искать. Что люди то и дело занимаются любовью с теми, с кем они не должны этого делать, но жизнь от этого не останавливается, потому что любовь это всего лишь игра.

— С чувствами нельзя играть.

— Дорогой Перри, ты знал, что Гай занимался любовью с Армидой, пока ты залечивал свои раны. Не мог же ты этого не знать. Так все делают. И ты бы так поступил.

— Но это же бесчестно! Она засмеялась:

— Ты очень много говоришь о чести. Армида, должно быть, устала слышать эти проповеди в своем доме. Возможно, поэтому она предпочла негодяя.

— Не будь хоть ты против меня. Я не оправдываю себя, поверь мне, но вина де Ламбанта несравненно больше.

— Не пытайся изменить свой характер, дорогой. Я свой знаю очень хорошо и не думаю о его изменении. И я довольствуюсь им, и спокойно переношу неприятности, которые он на меня навлекает.

— Теперь в тебе говорит добродетель.

— Ты, как и я, прирожденный актер. Мы очень похожи, дорогой Перри. Ты почти мне брат — хотя я обожала моменты кровосмесительной страсти с тобой.

— А я говорю, что изменю свой характер. Ты мне дорога и ты честна. Другие не знают сами себя, а надо мной смеются. Как прав был Отто Бентсон Малайсия загнивает, наступило время для перемен. И я стану другим, моя Сингла. Обязательно!

— Хорошо, хорошо, но сначала выспись. Вот твоя дверь. Мы поднимались по лестнице, знакомые запахи окружали нас в темноте.

Наверху из-под двери виднелась полоска света. Во мне снова поднялась волна страха. Все люди были мне врагами. Не подослал ли де Ламбант каких-нибудь головорезов, чтобы они избили меня, как это сделал Кемперер? Полчаса назад я уже готов был успокоиться на дне реки, но избиение — это нечто другое.

А может, это Армида, на которую снизошло покаяние, и она полна желания сбежать со мной в чужой город?

— Кто там? — крикнула Ла Сингла.