Почти все школьные учителя, дававшие показания на суде, говорили, что у них было предчувствие, что что-то случится. В последнее время мальчики вообще не ходили в школу. (Хотя очень странно, что никто из преподавателей не поставил об этом в известность дирекцию школы.) Миссис Джонстои, урожденная Грей, в частности, перечислила все случаи, когда она была просто вынуждена наказывать мальчика А за неудовлетворительное поведение. Что сразу же выбило почву из-под ног ярых защитников воспитательного рукоприкладства, которые считали, что старый добрый прием под названием «надрать уши» мог бы предотвратить трагедию.

Присяжным и судьям приходилось часами прослушивать аудиозаписи. Рыдания и откровенную ложь, когда каждый из мальчиков стремился свалить вину на другого. В ходе полицейских допросов выяснялись все новые и новые подробности. Мальчик В постоянно менял свои показания, пока, наконец, не признался, что он все-таки в этом участвовал где-то, как-то. Старший ребенок, мальчик А, придерживался более-менее постоянной линии и упорно твердил о своей невиновности. Но в его показаниях было множество несостыковок и противоречий. Каждый из мальчиков по-прежнему утверждал, что он ни в чем не виноват, каждый валил вину на другого. Но больше всего присяжных расстраивали те записи, где говорилось не о преступлении. Когда подсудимые наговаривали друг на друга, изображая из себя невинных овечек, их было легко обвинить во всех смертных грехах; но когда они говорили о роботах, которые трансформируются в гоночные машины… когда они говорили о любимых игрушках и играх, как самые обыкновенные дети… присяжным было гораздо труднее изображать из себя строгих судей.

Младший мальчик, с которым были лишь адвокат и психолог, приходил на судебные сессии в спортивном костюме. Второй мальчик являлся на суд в новеньких брюках и свежих рубашках, которые сидели на нем безупречно, может быть, в первый раз за всю его недолгую жизнь; их покупали специально для этого случая, а не на вырост. Покупали, скорее всего, в разных городах, где его маму не узнавали на улицах. Даже суд проходил в Ньюкасле, поскольку чиновники опасались беспорядков в Дареме, где жители буквально кипели праведным гневом. И еще он носил галстук. Такой тоненький галстук с аккуратным узлом, вероятно, державшийся на резинке.

Художник, приглашенный сделать портреты, никак не мог подобрать правильный тон пастели для болезненно-бледной кожи этого мальчика. Ему было трудно рисовать это лицо, не поддаваясь настойчивому побуждению изобразить его в виде злой карикатуры. В конце концов, это стало уже неважно. В ежедневных репортажах из зала суда на всех каналах центрального телевидения давали только такие планы, на которых было не видно лиц подсудимых.

Спустя две недели после начала судебного разбирательства весь цирк почти в полном составе выехал в Стонли-Бирн. Под охраной отряда полиции туда отправились главный судья, присяжные заседатели, судебные исполнители, представители прессы, прокурор, два адвоката, их помощники и помощники их помощников, свидетели и работники вспомогательных служб. Мальчики, по настоянию адвокатов, остались в Ньюкасле.