Есть много чего под таким названием, только это не костюмы, а что-то из области улучшенной спецодежды. Слава Богу, авиаторам повезло: у них комбинезоны приличные, куртки тоже удачные, вот и не снимают они их ни на аэродроме, ни в городке, ни на охоте, ни на прогулке. Малое подспорье комбинезону — спортивный костюм. Все! На этом гардероб самого передового и идейного офицера заканчивается!
Если бы только это было бедой, а то ведь, если покопаться, чего еще не вытянешь на показ. У военных хоть дисциплина да ответственность, они не заражены пьянством, как другие. Пьянство это такое зло, что хуже и не придумаешь. Рушатся семьи, страдают дети, гибнут люди, а избавиться от этой заразы никак не получается. Пускай бы, какой работяга пил до умопомрачения, а то же пьют и ученые, и артисты, и художники. Знают, что нельзя пить, и все равно пьют! Как избавить народ от этого, ума не приложу. Суровые меры не помогают, убеждения не доходят, не знаю!
Вот так и живем! Малую толику для себя же не можем сделать, а о большом и говорить не стоит!
— Может, придет к власти кто другой и все изменит к лучшему? — тихим боязливым голосом спросила Валентина Ивановна. — Коммунист какой-нибудь настоящий. А что, начали дело, пускай и доводят его до задуманного.
— «Вот приедет барин, он нас и рассудит!» Так что ли? Опять надежда на хорошего царя? — Лиза насмешливо посмотрела на мать.
— От руководителя много зависит, — решила постоять за свои убеждения Валентина Ивановна. — Иван Грозный, Петр Первый, Екатерина Вторая, Сталин…
— Все-все-все! Не продолжай дальше!
— Почему, не продолжать? И при Брежневе неплохо живем. Есть, конечно, за что упрекнуть, так это с каждым такое может быть, страна-то, вон какая огромная. Климат суровый, снег да пески со скалами сколько места занимают. Это почему-то многими не учитывается. Вот дай им море с пляжем, дай им апельсины-мандарины да вина заморские…
— А что в этом плохого? Разве не имеет права человек отдохнуть по-человечески после труда? Потрудился хорошо — отдыхай на все сто! Или отпуск загубить работой на грядках?
— Не знаю, — отмахнулась Валентина Ивановна, — мы раньше так не думали!
— Вот и плохо! — подловила на слове дочь. — Если б подумали, то нам бы теперь иначе жилось. Лучше бы жилось.
— Так делайте, если такие умные да резвые! — твердости своего голоса удивилась Валентина Ивановна. — Сделаете, и вашим детям будет сладко жить! Но и мы не зря жили! Попробуйте хоть десятую долю того сделать, что сделали мы! Говорить все горазды.
Валентина Ивановна уволилась, так, решили они, будет лучше: и дети пристроены, и Лиза работает, и пенсия, какая-никакая, есть. Должны прожить безбедно. Домик на берегу решили не продавать пока, а использовать под дачку в летнее время. Детишек много, им нужен простор, приволье, да и самим в земле поковыряться тоже нелишне. Глядишь, какой огурчик с помидорчиком со своей грядки на стол попадет, копейка сэкономится.
Через год Лизу посватал сорокадвухлетний майор из военкомата, она, даже не посоветовавшись с мамой, отказала. Дома проговорилась через год.
— А что, он совсем никудышный? — спросила Валентина Ивановна.
— Да нет. Нормальный. Как многие, — безразлично ответила дочь.
— Не поторопилась с отказом? — осторожно полюбопытствовала мать. — Офицер все же, детей надо воспитывать, самой без мужа жить с двадцати лет… Надо было подумать хорошенько.
— Вот я и подумала. Отец детям он относительный, муж для меня — нелюбимый. Остается — офицер. Через три года он уже пенсионер, офицер, но запасной. |