| Выбравшись из зарослей кустарника и молодого березняка, Фао увидел дымы стойбища и за- медлил шаги, тоскливо предчувствуя, что встреча с людьми будет не из приятных. Доверие соплеменников колдун давно потерял. У берега реки Ленивый Фао в задумчивости остановился, а потом медленно побрел к стойбищу. Навстречу кто-то шел. Колдун горделиво выставил вперед плечо: в племени уважали раны, полученные на охоте или в борьбе с хищниками. Но тут же поспешно прикрыл шрам шкурой - в проходившем он узнал Хромого Гуна, своего извечного врага. Как и Фао, в юности Гун был ранен. Его сломанная нога плохо срослась, и с тех пор Гун сильно хромал. Ранами своими он не очень гордился, колдуна же ни во что не ставил. И Фао отвечал взаимностью. Уже давно никто из них не уступает друг другу дорогу. Колдун и Хромой Гун медленно сближались. Наконец сошлись и встали, как два медведя на одной тропинке. Они топтались на месте и кидали друг на друга взгляды, полные глухих угроз. И вдруг Гун, заворчав, отошел в сторону. Впервые уступил дорогу. Ленивый Фао входил в стойбище, слегка приободрившись, с чувством одержанной победы. Вот и его землянка. Только бы успеть нырнуть в нее, закрыться пологом из оленьей шкуры. Там он в безопасности - никто не посмеет войти в жилище колдуна. Но толпа уже окружила Фао. Люди кричали, размахивали руками. Колдун выставил свое обнаженное плечо с глубоким шрамом, и толпа притихла. Но скоро град упреков, гневных восклицаний и ругательств обрушился на него с новой силой. Особенно неистовствовали женщины. - Наши дети голодают! - крикнула молодая Хана, протягивая на руках своего младенца. - Наши охотники приходят с пустыми руками! - Твои духи не помогают! Где твои духи?! Пытаясь оправдаться, колдун поднял вверх правую руку и сиплым голосом, но с достоинством произнес: - Мои духи молчат. - Они у тебя всегда молчат! - яростно крикнула Гура. Колдун съежился. Он опасался этой горластой женщины с крепкими, как ветви дуба, кулаками. Гура подступила, готовая вцепиться в бороду колдуна. - Мои духи сердятся! - взвизгнул Фао. Толпа стихла и отступила. Гнева духов все люди племени боялись. "Кажется, теперь можно отдохнуть",- обрадовался Фао и сел на камень, который врос в землю рядом с его жилищем. Сзади, как и на Горе Духов, росла береза. Фао прислонился к стволу и почесал спину. На его крупном морщинистом лице изобразилось блаженство. И никто не мог догадаться, что колдун взволнован. Да, он волновался, побаиваясь предстоящего небольшого события. Никто, никакие духи не могут предот-вратить его. Кто это сказал? Колдуну хотелось вспомнить давно забытые слова. Или вообще думать о чемнибудь постороннем, чтобы взять себя в руки, успокоить нервы. Странный, очень странный колдун у племени лагуров... А может быть, уже что-то знают, догадываются? Фао осторожно взглянул на толпу и успокоился. Тревожиться нет оснований: люди видят его таким, каким он был и год, и два, и много лет назад. Женщины и дети смотрели на колдуна молча, лишь изредка тихо переговаривались. Но тут снова (колдун знал об этом заранее) вперед выступила сварливая и злая на язык Гура. - Твои духи не сердятся! Они спят! Ты спишь, и твои духи спят! "Ну и зануда",- поморщился Фао и с внутренней усмешкой подумал, до чего непривычно здесь само слово "зануда". Оно появится потом, много веков спустя... И снова взгляд колдуна погрузился в сумеречные дали грядущих столетий, снова пытался вспомнить он давно угасшие в памяти слова. Грустные, обреченные слова... Они искорками вспыхивали в тумане, гасли, снова загорались и наконец встали в стройный ряд: "Что бы ни случилось с тобой, оно предопределено тебе от века. И сплетение причин с самого начала связало твое существование с данным событием". Но кто это сказал? Вернее, скажет? И колдун вдруг вспомнил: Марк Аврелий! Он вздрогнул: нельзя думать о грядущем. Ни в коем случае нельзя отвлекаться от настоящего момента, чтобы случайно не нарушить, не всколыхнуть исторически устоявшуюся гармонию причин и следствий. Но мысли, непрошеные и назойливые, как комары, лезли в голову. |
