|
Я подумал, что для женщины это странно, хотя мышцы выглядели крепкими и напоминали луковицы в чулке. – Если трижды в неделю заниматься стенолазанием, три этажа – сущий пустяк. – Она похлопала себя по бицепсу. – Стенолазанием? Ты возьмешь меня с собой, когда полезешь в следующий раз? – Конечно, – ответила Бев. – Надо только найти стену поблизости. Я уже давно здесь не живу и не знаю, где она находится. – Стена есть за входной дверью. Тетушка закатила глаза. – Эта не та стена, про которую я говорю. – Потом она долго мерила меня взглядом, ее глаза напоминали леденцы. – В чем, во имя Марии и Иосифа, ты ходишь, Алекс? Я посмотрел на свою одежду. Забыл закатать брюки. – В костюме. Тетя Бев громко рассмеялась, и ее смех напоминал уханье филина. – Дорогой мой, нам надо пройтись по магазинам. Прежде чем я успел ответить, она потащила меня вниз, чтобы покормить, и не позволила резать лук, опасаясь, что я могу порезаться. – Но бабушка научила меня его резать, – возразил я, и внезапно она погрустнела и отвернулась к окну. Начался дождь. – При бабушке твоей маме было лучше? – тихо спросила Бев. Я пожал плечами. – Думаю, да. Но бабушка не любила моего отца, и это огорчало маму. – От мыслей о бабушке все тело закоченело, и мне показалось, что холод здесь ни при чем. – Мне действительно недостает бабушки. – Мне тоже, Алекс. Когда я посмотрел на тетю Бев, ее лицо расплывалось, а наше дыхание висело в воздухе, словно дым. Глава 6 Замалчивающиеся потери Аня Я проснулась поздно и обошлась без утренней пробежки. Мышцы ног, спины, шеи так болели, словно я провела ночь на дыбе, а выглянув в окно, увидела, что идет дождь. Я приняла решение не трогать пока мои вчерашние записи, а вместо этого разобраться с электронной почтой. Я еще не ответила на звонки встревоженных подруг, даже Фай, моей лучшей подруги с начальной школы. Она звонила девятнадцать раз и отправила четыре сообщения с просьбой позвонить ей. Но я ограничилась короткими электронными письмами: «Привет, все в порядке, сожалею, что не удалось созвониться (встретиться)». Отправила их всем, кто знал Поппи. Решила, что извинюсь и объясню все позднее. Прежде всего требовалось разобраться с Алексом. Я быстро приняла душ. Потом поехала в свой кабинет. Распаковку вещей тоже отложила. Когда я переехала в Эдинбург на учебу в медицинской школе, люди всегда спрашивали: «Каково это, вырасти в Северной Ирландии?» – и в их голосе слышался благоговейный трепет, будто мне удалось это первой. Именно тогда я почувствовала, какой опасной и изобилующей насилием кажется жизнь на моей родине: они видели во мне героиню, какой я, конечно же, не являлась. С профессиональной точки зрения социальные шрамы Северной Ирландии глубоки и проходят не только через психику тех, кто пережил это насилие. |
