Я поднялся наверх, ощущая странную тяжесть на душе, возможно, из-за впустую потраченной недели. Поэтому решил написать длинное, подробное письмо домой, где между прочим поинтересовался, как поживает новая клумба с желтофиолью. Какое же это счастье — иметь свой дом, любящих жену и сыновей. У Десмонда ничего этого не было, а потому мне все же следовало проявлять большую терпимость к его чрезмерному восхищению своей дочуркой.

В гостиницу он вернулся поздно. Я уже заканчивал обедать. Десмонд едва притронулся к тарелке и за все время не проронил ни слова. Наконец он поднял на меня глаза, в которых стояла тоска.

— Я так понимаю, что моя жена собирается развестись и снова выйти замуж. Но если она предъявит права на ребенка, это конец.

И что я мог ему сказать? Ничего. А так как нам завтра надо было вставать с петухами, мы улеглись спать пораньше.

VI

Пароход «Христофор Колумб», подняв флаги, выскользнул из широкой гавани под рев сирен и звон церковных колоколов. Мы прибыли в Геную, имея в запасе два часа, и без лишней спешки и суеты получили посылки в офисе «Италиан лайн». Там были все наши заказы — аккуратно упакованные и прошедшие таможенный досмотр. Настоящий триумф мастерства, опыта и согласованности лондонских умельцев. И если в те времена такое было в порядке вещей, можем ли мы сказать то же самое о нынешних временах? Даже и спрашивать-то бессмысленно.

Я оставил Десмонда в каюте распаковывать свертки, а сам поднялся на палубу, чтобы проводить глазами удаляющийся берег и возобновить знакомство с этим замечательным судном, на котором я уже однажды совершал морское путешествие. Мне ужасно нравились итальянские пароходы, и не только потому, что они плывут по южному морскому пути, но и потому, что они развивают хорошую скорость, отличаются комфортабельностью и поистине итальянской дружелюбной манерой обслуживания. Внизу старший стюард уже начал принимать заказы на резервирование столов, и я попросил оставить для нас боковой столик по левому борту, тот самый, за которым мы с женой сидели в прошлый раз. Затем я осмотрел маленькую корабельную церковь — важную и приятную особенность судов этой линии. А так как там уже молился итальянский падре, я понял, что мессы будут проводиться каждое утро. Мне осталось только посетить залитую солнцем палубу, чтобы закрепить за нами два удобно расположенных шезлонга. На сей раз, поскольку нас ждет жаркое южное солнце, никаких крытых палуб.

Вернувшись в каюту, я застал Десмонда за созерцанием разложенной на кровати новой одежды. Со времени отъезда из Швейцарии он пребывал не в лучшем, скорее в мрачном настроении. Именно поэтому я обратился к нему с наигранной веселостью:

— Ну что, примерил, как сидит? По цвету и размеру подходит?

— Нет! Боюсь, в таком наряде я буду похож на хлыща. Боже правый, уже второй раз за всю свою проклятую жизнь я получаю благотворительную помощь в виде одежды.

— Ну и ходи на здоровье в своих лохмотьях, если тебе так больше нравится, — рассмеялся я.

— И пустить насмарку все, что ты для меня сделал?! В любом случае все это пустые хлопоты.

— Да будет тебе, Десмонд! Соберись! В последнее время ты сам на себя не похож.

— А ты чего?! — Десмонд редко употреблял бранные слова, но сейчас не сдержался. — Мое дитя отдано на попечение засушенной старой деве, которая меня ненавидит. Жена каждую ночь трахается со здоровенным итальянским ублюдком. — Десмонд схватился за голову и застонал: — О господи, я все еще люблю эту дрянь, хотя она всегда была, есть и будет сукой. А кто я?! Грязная свинья. Я присосался к тебе, точно пиявка, обошелся тебе в целое состояние, и все впустую! Эта придурочная американка никогда не даст мне петь.