Изменить размер шрифта - +

– Мне жалко тётю Карлотту, – сказал Николас. – Наверное, тяжело быть такой злой. А ты как думаешь?

– Не знаю, – ответил Миика.

Николас поднял глаза к небу. Хотя поводов для радости у него было мало, ему всё же нравилось лежать вот так и смотреть на звезды. Тем более что одна из них как раз сорвалась, чиркнув по тёмному бархату небес.

– Ты видел, Миика? Звезда упала. Значит, мы можем загадать желание.

И Николас пожелал найти способ заменить всё плохое на хорошее.

– Миика, ты веришь в волшебство?

– Я верю в сыр. Это считается? – пискнул Миика.

Николас никак не мог узнать, верит мышонок в магию или нет, но тешил себя надеждой, что да. Мальчик и его маленький хвостатый друг медленно засыпали, а холодный ветер всё дул и дул, нашёптывая им неведомые секреты ночи.

 

Ворчащие животы и прочие кошмары

Всё лето Николас спал на улице.
И каждый день с рассвета до заката искал себе еду – по приказу тёти Карлотты. Как-то раз он снова встретил медведя. Тот встал на задние лапы, но Николас не побежал. Он замер. Стань лесом. Медведь тоже не двигался – просто стоял, вроде бы мирный, но пугающий. Этот медведь погнал его мать к колодцу. Но Николас не мог его ненавидеть.

– Посмотри на меня, – сказал Николас. – Я худой как щепка. На костях вообще нет мяса.

Словно согласившись, медведь опустился и закосолапил прочь.

Ну разве нашёлся бы в мире мальчик ещё более невезучий, чем Николас? Вообще-то, да. Его звали Гату, и он жил в Индии. Его ударила молния, когда он справлял нужду в речке. Приятного мало. Но если забыть о несчастном Гату, стоит признать, что с отъездом отца и прибытием тёти Карлотты для Николаса наступило на редкость безрадостное время. При виде грибов и трав, которые он собирал в лесу, тётушка лишь недовольно морщила нос. Единственным утешением – кроме мышонка Миики – было считать дни, недели и месяцы до возвращения отца. Для этого Николас делал зарубки на сосне, росшей неподалёку от дома.

Прошло два месяца. Затем три.

– Где же ты? – спрашивал он, бродя среди деревьев. Но в ответ слышал лишь свист ветра или стук далёкого дятла.

Настроение тёти Карлотты с каждым днем становилось всё сквернее, как вино, давно превратившееся в уксус.

– А ну прекрати! – закричала она как-то вечером, поедая приготовленный Николасом суп. – Или я скормлю тебя медведю.

– Что прекратить? – моргнул мальчик.

– Ужасные звуки, которые издает твоё мерзкое тело.

Николас озадачился. Утихомирить урчащий желудок можно лишь едой, но собранных грибов чаще всего хватало только на суп для тёти Карлотты. Тех, что он тайком поедал в лесу, для утоления голода было явно недостаточно.

Но тётя Карлотта вдруг улыбнулась. Улыбка на её лице смотрелась так же чуждо, как банан на снегу.

– Ладно, можешь поесть супу.

– О, спасибо, тётя Карлотта! Я ужасно голоден. И я так люблю грибной суп!

Но тётя Карлотта покачала головой.

– Раз уж ты всегда готовишь суп, я подумала, что должна отплатить услугой за услугу. И пока ты гулял по лесу, приготовила другой суп специально для тебя.

Миика, наблюдавший за ними через окно, отчаянно запищал:

– Не ешь его!

Но мышонка никто не услышал.

Николас недоумённо уставился на тарелку, полную мутной зелёно-коричневой жижи.

– А с чем этот суп? – спросил он.

– С любовью, – ответила тётя Карлотта.

Николас сразу понял, что она шутит. Во всей тёте Карлотте любви было не больше, чем в сосульке. Хотя думать так было несправедливо по отношению к сосулькам.

Быстрый переход