Она позволяет переменить отношение к жизни. Она предлагает отпущение грехов. Грех и его искупление в одном флаконе, бесплатная карма, приобретенная в «Jesus Christ superstore»…[14]
Впрочем, это лично моя точка зрения. Я-то отведенное мне время полностью исчерпал. Больше сорока лет отсидки. И теперь, когда близится день моего освобождения…
Вселенная задолжала мне как минимум одно убийство.
3
ВЫ ЧИТАЕТЕ ВЕБ-ЖУРНАЛ BLUEEYEDBOY
Размещено в сообществе: badguysrock@webjournal.com
Время: 22.03, суббота, 2 февраля
Статус: публичный
Настроение: убийственное
Музыка: Peter Gabriel, Family Snapshot
Братья всегда недолюбливали его. Возможно, он слишком сильно от них отличался. А возможно, они просто завидовали его способностям и тому вниманию, которым он пользовался благодаря своему дару. Так или иначе, они ненавидели его – ну, возможно, Брендан, братец в коричневом, на ненависть способен не был, для этого он был слишком толстым; а вот Найджел, тот, что в черном, точно ненавидел. В тот год, когда родился Бенджамин, Найджелу пришлось испытать столь сложные перемены в собственной жизни, что он стал прямо-таки неузнаваем.
Рождение младшего брата он встретил взрывами такого бешеного гнева, что мать оказалась попросту неспособна ни унять этот гнев, ни докопаться до его причины. А трехлетний Брендан – тогда это был спокойный, флегматичный, добродушный ребенок, – услыхав, что у него теперь есть маленький братик, заявил: «Это еще зачем, ма? Отошли его обратно!»
Как вы догадываетесь, не слишком многообещающее начало для маленького Бенджамина, который вскоре понял, что его бросили в этот жестокий мир, точно кость своре собак, и никто, кроме мамы, не может его защитить, уберечь от перспективы быть съеденным заживо.
Но мать именно его считала своим голубоглазым талисманом. Именно он казался ей необыкновенным, особенным – с того самого дня, как появился на свет. Остальные дети были обычные; они, как и все, ходили в школу, качались на качелях, лазали по всяким, иногда довольно опасным строениям на детской площадке, рисковали конечностями, а порой и жизнью, играя в футбол, и каждый день приходили домой с синяками и ссадинами, которых она старалась не замечать. Зато над Беном она прямо-таки тряслась. Стоило ему оцарапаться или разок кашлянуть, и она сразу же била тревогу. А уж когда он явился из детского сада с разбитым носом (нос ему разбили в жестокой схватке из-за вырытой в песке ямки), она тут же забрала его оттуда, и он стал вместе с ней ходить по домам тех хозяек, которых она обслуживала.
Тогда у нее было четыре хозяйки, и всех их Голубоглазый видел через призму синего цвета. Все они жили в Деревне на расстоянии не более полумили друг от друга; дома их стояли на красивых, обсаженных деревьями улицах, тянущихся от Милл-роуд до самой границы с Белым городом.
Помимо миссис Электрик-Блю, которой предстояло лет через пятнадцать – двадцать умереть столь неожиданным образом, имелись миссис Френч-Блю, которая курила сигареты «Голуаз» и любила слушать Жака Бреля, миссис Химик-Блю, которая принимала чуть ли не двадцать видов витаминов и непременно убирала дом до прихода Бенджамина с матерью (а возможно, и после), и, наконец, миссис Беби-Блю, которая коллекционировала фарфоровых кукол и, по ее словам, была художницей – во всяком случае, на чердаке у нее действительно имелась студия. Ее муж преподавал музыку в Сент-Освальдс, привилегированной школе для мальчиков, расположенной чуть дальше по той же улице; туда они с матерью каждый день в четыре тридцать ходили убирать классы в верхнем коридоре и возили по паркетным полам старую полировальную машину; Бену казалось, что коридор этот в десятки миль длиной.
Бен не любил Сент-Освальдс. |