|
В вечернем тумане, клубившемся над болотами, чуялась близость большой воды. Придорожный лесок вскоре поредел, и все увидели трухлявый причалец. Возле него стоял большой войсковой транспорт – неласково-серый, будто его обсыпали золой. Это было госпитальное судно «Волхов», ходившее под флагом вспомогательной службы флота. Началась погрузка юнг по высоким трапам. Сначала – на палубу, потом – в низы корабля. Светлые и просторные кубы трюмов заливало теплом и электричеством, в них бодро пели голоса вентиляции. Под самую полночь транспорт отвалил от топкого берега, не спеша разворачиваясь на фарватер. А когда дельта Двины кончилась и на горизонте просветлело жемчужным маревом, откуда-то из-за песчаного мыска вдруг вырвались два «морских охотника» и, расчехлив пушки, законвоировали госпитальное судно.
Команда «Волхова» наполовину состояла из женщин – врачей и санитарок, одетых в офицерскую и матросскую форму. Остальные – мужики-поморы, призванные на флот из запаса. – Куда едем? – спрашивали юнги. – Ездят лошади, а мы – идем. А куда – не твое дело. Было приказано спать, и Савка долго залезал по скобам на свою койку, что размещалась на верхотуре трюма. Желтый свет померк – отсек залило мертвенно-синим (это врубили ночное освещение). «Ну вот и море!» – думал сейчас каждый, переживая…
– Ой, мамуля, зачем я тебя не послушался? Ой, папочка, зачем только ты меня отпустил? В лежку валялся и Витька Синяков; не вставая с койки, он потянул Савку за штанину, часто и стонуще повторяя: – Какой я дурак… какой же я дурак… вот дурак! «Волхов» положило в затяжном крене. Савка полетел, скользя, на другой борт. Он рухнул на какого-то юнгу, и тот с руганью отпихнул Огурцова обратно. – За что, Витька, ругаешь себя? – спросил Савка. Синяков отвечал ему от души, честнейше: – Лучше бы меня в тюрягу посадили, чем так вот мучиться… – Он попросил воды из лагуна, но, отхлебнув из кружки, тут же выплеснул воду на палубу. – Противно… теплая. А пахнет железом и маслом. Ты пробовал? Савка налил воды и себе. Выпил полкружки. – Вода корабельных опреснителей. Нормальная… И его тут же опорожнило от этой воды. – А-а, баламут! – обрадовался Витька. – И тебя понесло! Балансируя на палубе, уходящей из-под ног, Савка ответил: – Пищать рано. Качаться нам еще и качаться… Он выбрался на верхнюю палубу. Переходы трапов, сверкая медью, заманивали его в высоту. Трап… еще трап… еще. Дверь. Савке казалось, что если он в форме, то может ходить где хочет. Он открыл дверь, и в лицо ударило жарким шумом множества агрегатов, которые нагнетали в утробы корабля свежий ветер вентиляции. Вахтенный матрос грудью встал перед Савкой. – Тебе чего? – грубо спросил он. – Я так… посмотреть. – Уматывай отсюда. Шляются тут… Нельзя. Савка вновь оказался на палубе. Здесь, наполовину ослепленный брызгами, косо взлетающими из-за борта, он встретил Назыпова, мокрого и счастливого. Мазгут прокричал ему в восторге: – Ох и красотища! Ты полюбуйся только на эти волны! Савка глянул на волны, словно с крыши трехэтажного дома. Но корабль очень быстро провалился вниз, будто его спустили на быстроходном лифте, и волны оказались совсем рядом, возле самых поручней. От этой картины, в которой не было постоянства, а все непрестанно изменялось, Савке снова стало дурно. – Эх, ты! – сказал ему Мазгут. |
