Куда она делась, мы так и не узнали.
— Скверно, — подвёл итог Толик. — За тележку мне влетит — раз. Этого типа везти не на чем — два.
Мы успокоили его, сказав, что победителей не судят, и глупо ругать человека, поймавшего шпиона, за потерю паршивой старой тачки.
— Придётся волочить на себе, — грустно изрёк Лёшка.
— Пока его наверх затащишь, два часа пройдёт, — хмыкнул Игорь.
— Да, тяжёлый, собака.
Владик предложил развязать диверсанту ноги — пусть сам топает.
— А то таскаешь такую персону, только живот надры… Лодка! Держи!! — завопил он вдруг.
Увлёкшись поисками, мы оставили лодку без присмотра, и сейчас она медленно и торжественно уплывала по течению вместе с нашей жертвой…
…Мокрые и злые выбрались мы на берег. Шпион в лодке не переставал мычать и дёргаться. Вытащив его на песок, мы почувствовали себя совершенно обессиленными. И тут случилось то, что значительно ускорило развязку событий: раздался треск материи, и в свете фонариков стало видно, как из чехла высунулась голова диверсанта в помятой соломенной шляпе.
— Негодяи, — раздался его хриплый голос. В тот же миг Игорь, стоявший рядом со мной, как-то странно икнул и пропал. Я изумленно оглянулся и увидел, что он сидит в бурьяне и старается замаскироваться.
— Олег, милый, — c отчаяньем прошептал он, — это не шпион. Это наш знакомый, художник. Он работает в городской газете…
Я вдруг почувствовал, как сильно болит у меня затылок, лёг навзничь и стал смотреть в небо. Мне было все равно. Словно сквозь туман доносились голоса. Чаще всего слышалось слово «хулиганство» и другие неприятные слова. Лжешпион бушевал, освобождаясь от пут. Иногда он все-таки переставал ругаться и давал объяснения, потому что Генка все еще не опускал двухстволку.
Наконец художник стряхнул с себя чехол и встал, скрестив на груди руки.
— Гм… Шпион. Диверсант… В милицию вас…
— У вас был пистолет, и потом… вы что-то рисовали, — смиренно заметил Толик.
— Ха! Пистолет… Зажигалка! Кстати, где она? Ах, в реке… Рисовал, конечно. Да, именно станцию. Для завтрашней газеты… Тоже мне, детективы…
Он помолчал, потом задумчиво произнёс:
— Что же мне с вами делать?
Вопрос прозвучал так, будто наш бывший пленник мог нас немедленно приговорить к смертной казни. Я вспомнил, как этот грозный человек недавно болтался связанным на шесте и вдруг фыркнул от смеха.
Я понимал, что это глупо, но не мог удержаться и к своему удивлению услышал, что ребята тоже начали смеяться. Через несколько секунд мы хохотали во всё горло. Тогда наконец не выдержал и «диверсант». Он басовито загоготал. На лицо художника упал свет фонарика, и мы увидели, что он совсем молодой.
Перестав смеяться, он заметил, что, хотя нас и больше, но потрёпаны мы сильнее его.
— Вот что, шерлоки холмсы, — сказал «шпион». — Мне всё-таки надо встретиться с… с моим сообщником. Так что доставляйте меня обратно.
Мы заняли место в лодке. Игорь устроился на корме и сидел молча, по вполне понятной причине не желая быть узнанным. Толик был мрачен, его печалило исчезновение тележки и вытекающие из этого неприятности.
Остальным было весело.
Лодка остановилась в том же месте, что и в прошлый раз. Художник поправил понятую шляпу, выскочил на берег, и, махнув нам рукой, направился к беседке, возле которой смутно виднелась фигура в белом платье.
Вдалеке послышался бой часов. Двенадцать раз…
— Эх и влетит же нам дома, — протянул Генка, завёртывая в мешок ружье. |