Этого было бы достаточно, чтобы в моей душе снова воцарился покой. Я уже представляла, как мы сидим в моей просторной гостиной или в нашем любимом кафе «Париж». Сколько наших разговоров слышали его стены, сколько чашек чая было выпито, сколько пирожных съедено. Мы так давно не собирались под его гостеприимным кровом. Закрыв глаза, я даже ощутила тот неповторимый, узнаваемый запах, что царит там. Я знала, что стоит только намекнуть, как Лада с радостью согласится поужинать в кафе. Варька для проформы поворчит. Она у нас домоседка, у нее свой жизненный график, в котором для крепкой, многолетней дружбы, безусловно, отведено место.
Размечтавшись, я слишком усердно натирала листья на собирающейся цвести лилии и сломала один из них. Это стало последней каплей, переполнившей тяжеленную чашу моего терпения. Слезы брызнули сами собой. Подняв с пола упавший лист, я принялась прилаживать его к тому месту, где несколько секунд назад он рос. Лист не желал прикрепляться, что вполне объяснимо, но я все причитала и упорно пыталась все исправить. Я не вытирала слез, поэтому соленые ручьи заливали мои щеки, щекоча кожу. Сквозь пелену слез я окидывала взглядом свою небольшую оранжерею, которая в последнее время стала моим любимым делом, способом борьбы с плохим настроением. Несколько фикусов, роскошная драцена «слоновья нога», цветущая невероятными желтыми кистями афеландра, два плюща с резными листьями — вот неполный список того, что росло, цвело и благоухало, требовало моего ухода, чем я невероятно гордилась. На веранде стояли диван и два плетеных кресла из ротанга — сидя в кресле, я с удовольствием созерцала буйство красок в собственноручно выращенном саду. Лева всячески поощрял мое увлечение. Мы даже договорились, что когда он захочет купить мне букет цветов, пусть это будут не роскошные розы или орхидеи, а новый цветок, за которым я буду ухаживать. Справедливости ради должна сказать, что количество роз, которые Лева дарил мне по поводу и без оного, не уменьшилось, но именно он принес в мою оранжерею несколько красивых экзотических растений.
Иногда мне кажется, что растения более открыты, искренни, чем люди. Им неведом обман. Цветы открыты. Они или принимают твою заботу, отвечая буйным цветением, или игнорируют ее, погибая, оставляя в твоей душе неприятный осадок. Какое-то время ты чувствуешь себя виноватым, но после все же понимаешь, что это всего лишь цветок. Осадок через время уходит, новый день приносит новые заботы, в которых есть место всему, что ты сам впускаешь в свою жизнь. Оплакивая сломанный лист лилии, я поняла, что постепенно, незаметно взрастила в собственном сердце заросли чертополоха неуверенности и сожаления, что колят меня своими колючками. Мои слезы — это не столько плач по погибшему листу, сколько страх одиночества, в которое я ввергла себя по собственной инициативе.
Мне захотелось набрать Варькин номер и просто услышать ее ровный, спокойный голос. Иногда, кажется, что она устала общаться с такими недалекими созданиями, как я и Лада. С теми, кому нелегко понять тонкую душевную организацию необычно одаренного существа. Варька опровергает мои предположения, четко подмечая все, что происходит в наших отношениях, терпеливо, деликатно или прямо направляя на путь истинный. Именно это мне и нужно от нее сегодня. Хотя у меня к ней некоторые претензии. Кто говорил, что у меня скоро родится рыжеволосая девочка с голубыми глазами? Где она? За окном лето, давно пора появиться очевидным признакам ее появления, но их нет. Нужно будет поставить Варе на вид этот откровенный просчет. Вот и верь после этого предсказаниям всезнающей, ясновидящей подруги.
Мне стало совсем грустно. Если и Варька ошибается, то что говорить о нас, простых смертных? Для нас ошибки — как кислород. Его переизбыток грозит головокружением. Покружит и отпустит, вот так и идем по жизни, то кессонная болезнь, то переизбыток кислорода. Но сейчас мне захотелось, чтобы на мои вопросы Варька дала точные ответы, ну очень точные. |