Странная звездочка — семиконечная. Почему не шести лучевая, например. И изобразить звезду с парными лучами гораздо легче. Интересно, что за кольцо здесь лежало? И откуда оно взялось у мальчика? Может, сундук из моря выкинуло? Поспрошать бы его постоянного напарника.
В своих рассуждениях Картазаев опять вышел на Лупарева. Не вовремя утонул рыбак. Или наоборот очень вовремя? Все концы с собой в воду унес. В таком случае получается, что футляр и кольцо, что хранилось в нем, так или иначе связаны с Черепом! Картазаев повертел шкатулку и так и этак. Прямой привет от Черепа. Однако он помолодел. Судя по состоянию бархата, вещице не больше двух-трех лет. У Картазаева закралось подозрение, что имеет место быть чудовищная ошибка. Черепа сына божьего в городе нет и в помине, и вся эта суета с экстренным разворачиванием резидентуры "Смерча" есть ничем неоправданный риск неподготовленными в полной мере людьми. Видно, кто-то услышал знакомое имя и очень сильно испугался. Картазаев постарался опровергнуть себя. Этот кто-то сам профессор Закатов. С академиком ему работать не приходилось, но судя по иногда проходившим через него документам, мужик аховый. Типа хирурга в своем деле. Крови не боится, а если и сталкивается с серьезной проблемой, то никогда не сдается, вплоть до подрыва ее атомной бомбой. И кличка у него была. Как ее? Что-то вроде Разрубатель.
— О чем ты думаешь, дорогой? — поинтересовалась Тома. — Поехали. Ты уже целый час стоишь с этим чехлом.
— Интересный парень твой тезка, — сказал Картазаев Урманову. — Он меня заинтриговал. Надо бы про него узнать у его дружка.
— Так он же сумасшедший, — возразил Урманов.
— То-то и оно. Обычный человек и утаил бы, а этот все расскажет. Они же как дети, им неведомы тайны и секреты.
Картазаев сунул футляр в карман. Пустой он матери ни к чему.
Как выяснилось, дауна звали Сева, и жил он на отшибе, как им сказали, в "Норе". Норой называли сооружение из деревянных коробок и картонных ящиков, которое располагалось где-то посредине между поселком рыбаков и морем. Практически здесь начинался пляж, и домик, чем-то неуловимо напоминающий индейский вигвам, в одном из которых Картазаеву как-то довелось кантоваться месяц, скрываясь от придурков из мексиканской полиции, стоял у подножия изрядно осевшего песчаного бархана. На вершине холма в живописной позе застыл мальчонка лет двенадцати, сосредоточенно писающий куда-то вниз. Временами он прерывал свое занятие, но лишь затем чтобы переместиться на пару шагов в сторону и продолжить извержение. На лице у пацаненка застыло глумливое выражение. Они вышли из машины и увидели, как внизу под брызгами, тщетно прикрываясь ладошками, мечется очень толстый, практически шарообразный, и совершенно лысый парень.
— Ты что делаешь? — прикрикнула Тома. — Вот он сейчас вылезет и наддаст тебе жару как следует!
— Кто? Сева? Не, он не наддаст, он у нас добрый, — самоуверенно заметил мальчик, не прерывая своего занятия. — Добрый и смешной.
Картазаев не успел вмешаться, как Андрей выкрутил пацану ухо, а потом дал пинка.
— Ты чего? Он же ребенок! — возмутилась Тома.
— А ребенок что не человек? — пробасил Андрей.
Картазаев внимательно посмотрел на него, но тот сделал вид, что взгляда не заметил.
Сева оказался даже здоровее, чем могло показаться на первый взгляд. Несмотря на лицо ребенка, он весил килограмм девяносто. В лице испуг.
— Дяденьки, вы меня бить не будете? — спросил он с тревогой и успокоился только после того, как они дали слово, что нет. — Я вам песню поставлю.
Он включил старый замызганный плеер, и тот сквозь невыносимый треск выдал "феличиту". |