– Сейчас поедем на место преступления, – изрек опер.

Мы воспрянули духом и несколько умерили эмоции в трагическом оплакивании собственных судеб.

Милиция будет искать нашего обидчика! И найдет этого преступника, наверняка злостного рецидивиста! Они же могут, когда хотят! И нам вернут наши сумки с деньгами, документами и телефонами. И тогда все состоится! И Элина Майорка, и мой Лондон, и вожделенные Мальдивы.

Опер сел на переднее сиденье раздрызганных бело-полосатых «Жигулей», нас впихнули на заднее, и грозная машина помчалась, сверкая синим огнем возмездия, оглашая сонную жаркую тишину зеленых двориков истошно-угрожающей сиреной.

Мы неслись наводить порядок и восстанавливать справедливость. В суровом облике оперативных «Жигулей» любой прохожий мог узреть неотвратимость наказания!

Операция по поимке преступника завершилась на удивление быстро. Прямо на месте преступления. Опер оглядел мою красотку «Mini», попросил показать дорогу, которой убежал злоумышленник, все заснял на покоцанную мыльницу, с чувством тряхнул наши увазюканные ладошки, мужественно поглядел в глаза и пообещал:

– Все будет хорошо. Вы под защитой московской милиции.

И уехал. А мы остались.

Как напоминание о чуде встречи с органами правопорядка, защитниками и заступниками, в моей руке осталась бумажка с расплывшейся печатью, подтверждающая, что в результате ограбления я лишилась. Дальше следовал список.

– Поехали домой, Даш, – предложила Эля. – Хоть напьемся с горя. Куда мы такие? Одно хорошо, мужу насчет аварии врать не надо. Скажу, продала машину за сороковник, а меня грабанули. Я в заявлении так и написала. А ты?

– А я правду, – тут же расстроилась я.

Ну надо быть такой дурой? Кто мне мешал написать, что в моей сумке тоже было тыщ тридцать?

– Ты думаешь, вернут? – спросила я недоверчиво.

– Да я сейчас своему расскажу, он всех на уши поставит! До Лужкова дойдет! Свои пусть отдают, раз работать не умеют!

Я опечалилась еще больше.

* * *

Уже погрузившись в автомобиль, мы, обе разом, вспомнили, что ключи от квартир тоже остались в сумках. Куда ехать? Тем более в таком виде? Только к Галке.

Сестра поплакала вместе с нами, развела нас по ванным, выдав на бедность кое-что из одежды. Мне достались простенькие голубые джинсики от Ungaro и славная пестрая блузочка от Ronit Zilkha с черным пуделем в виде дизайнерской метки. Эле, ввиду несоответствия размерам нашей породы, подошел единственный наряд – просторный сарафан от Gucci, который был куплен для Галкиной матери и забракован последней как нескромный.

Юльки дома не наблюдалось, потому обстановка была спокойной и дружественной. Сестрица сварила нам кофе, щедро набулькала Martell, заставила выпить.

– Дай водки, – потребовала Эля, вытирая ладонью губы. – Меня эта французская бурда только в транс вгоняет, а для души, чтоб проняло, наша беленькая нужна.

Галка приволокла непочатую литровую бутыль Finlandia.

– Нашей нет, что ли? – скривилась Эля. – Эх, нищета. – Зубами свинтила крышку, набулькала полный коньячный бокал водки, выхлебала тремя большими глотками, занюхала крекером. – Во, блин, засада, все не слава богу!

Я тихонько лакала коньяк, захлебывая мерзкую горечь еще более мерзким густым кофе, и содрогалась от безутешных внутренних рыданий.

– Дашунь, – придвинулась ко мне сестрица, – ну ты уж так-то не переживай! Сейчас Ильдар придет, что-нибудь придумаем.

– Что придумаем? – трагически прошептала я. – Паспорт нарисуем? И билет? И карточку на Sotheby's? И работу мне новую найдем, и машину купим, и.